JК
День рождения мира :: Ле Гуин Урсула
Страница: 19 из 99А в мастерской стоит пронзительно сладкий запах свежесрубленного дерева и взрослых людей, тяжело работающих ,терпеливых и требовательных, принимающих меня всерьез.
— Я уже не ребенок, — говорю я себе. — Я взрослый человек, работник.
Но почему мне все время хочется плакать? Почему мне все время хочется спать? Почему я все время злюсь на Сетера? Почему Сетер все время натыкается на меня и говорит «Ох, извини» таким дурацким сиплым голосом? Почему я так неуклюже управляюсь с большой электрической фрезой, что порчу шесть ножек для стульев одну за другой?
— Уберите ребенка от фрезы, — кричит старина Март, и я погружаюсь в бурное унижение. Я никогда не буду плотником, я никогда не буду взрослым, и вообще — на кой ляд кому нужны ножки для стульев!
— Я хочу работать в садах. — Таким было мое заявление матери и бабушке.
— Закончи обучение, и следующим летом можешь работать в садах, —сказала бабушка, и мать кивнула.
Этот разумный совет показался мне бессердечной несправедливостью, предательством любви, приговором, обрекающим на отчаяние. Меня трясло от гнева и распирало от бешенства.
— Да что такого плохого в мебельной мастерской? — спросили меня старшие после нескольких дней гнева и бешенства.
— А почему там вечно эта дубина Сетер ошивается?! — раздался мой ответный вопль. Дори, бывший матерью Сетера, поднял бровь и улыбнулся.
— Тебе хорошо? — спросила меня мать на балконе после возвращения с работы, а мне только и удалось рявкнуть: «Отлично!» — и броситься в уборную, где меня и вырвало.
Мне было плохо.
— Я уже не ребенок, — говорю я себе. — Я взрослый человек, работник.
Но почему мне все время хочется плакать? Почему мне все время хочется спать? Почему я все время злюсь на Сетера? Почему Сетер все время натыкается на меня и говорит «Ох, извини» таким дурацким сиплым голосом? Почему я так неуклюже управляюсь с большой электрической фрезой, что порчу шесть ножек для стульев одну за другой?
— Уберите ребенка от фрезы, — кричит старина Март, и я погружаюсь в бурное унижение. Я никогда не буду плотником, я никогда не буду взрослым, и вообще — на кой ляд кому нужны ножки для стульев!
— Я хочу работать в садах. — Таким было мое заявление матери и бабушке.
— Закончи обучение, и следующим летом можешь работать в садах, —сказала бабушка, и мать кивнула.
Этот разумный совет показался мне бессердечной несправедливостью, предательством любви, приговором, обрекающим на отчаяние. Меня трясло от гнева и распирало от бешенства.
— Да что такого плохого в мебельной мастерской? — спросили меня старшие после нескольких дней гнева и бешенства.
— А почему там вечно эта дубина Сетер ошивается?! — раздался мой ответный вопль. Дори, бывший матерью Сетера, поднял бровь и улыбнулся.
— Тебе хорошо? — спросила меня мать на балконе после возвращения с работы, а мне только и удалось рявкнуть: «Отлично!» — и броситься в уборную, где меня и вырвало.
Мне было плохо.