Дети погибели   ::   Арбенин Сергей Борисович

Перечитав записку в очередной раз, вождь взял трубку, пососал мундштук. Глядя куда-то в пространство за задёрнутыми портьерами окнами, он вдруг усмехнулся.

– Всякому овощу своё врэмя!.. – подумал он вслух и добавил: – Хорошие пословицы есть в русском языке…

Открыл стол, достал папку безо всяких надписей, вложил в неё записку. Взял ручку со стола и написал печатными буквами, крупно: «Лига». Потом спрятал папку в стол. И задумался над богатством идиом русского языка.

И еще он думал о том, что от этой бумажки лет через сто, может быть, будут зависеть судьбы целых народов.

* * *



ЛЕНИНГРАД.

Декабрь 1934 года.

Теперь Лукавину не оставалось ничего другого, как бежать. Это он понимал и сам, без дополнительных указаний.

Лукавин стоял у ободранного зеркала над рукомойником. Срезал ножницами бороду, лохмы. Натёр лицо мылом и принялся сбривать остаток бороды и усов, вполголоса чертыхаясь про себя: ругал тупые советские бритвенные лезвия «Балтика». Впрочем, голоса можно было не понижать: у соседей снова был скандал, пока ещё в первой стадии, – плакали дети, кричала жена Серафима. Муж молчал. Вскоре начнётся второй этап. А потом и третий: муж начнёт учить Серафиму уму-разуму. Лупил он жену молча, и она сама при этом тоже почему-то молчала. Так что на третьем этапе ругаться Лукавину приходилось про себя.

К ночи он, переодетый, бритый наголо, одетый в толстовку, белые войлочные унты и полушубок, мог спокойно выйти на ленинградские улицы.