JК
Дни знамений :: Керр Катарина
Страница: 44 из 533И тут же покраснел, устыдившись – сердце его отчего-то бешено забилось, как бывало, когда он встречал хорошеньких девушек, поразивших его воображение.
Невин не стал откровенничать ни с Браноиком, ни с кем-либо еще из отряда о других, тайных уловках, рассчитанных на сокрытие личности княжича. Во-первых, маг убрал все чары, которыми облекали мальчика духи стихий, и когда тот переоделся в ношеные штаны и латаную рубаху, припасенную Карадоком, сверхъестественный ореол властности и величия исчез вместе с нарядной одеждой.
Во-вторых, с согласия княжича он наложил на него заклятие, затрудняющее речь; это свойство внедрилось в глубины его сознания, но других качеств чары не затронули.
Маг также подобрал простое слово-ключ, произнесение которого снимало заклятие. Потому принц, который всегда изъяснялся красноречиво, как герой древних легенд, вдруг начал заикаться и запинаться, пытаясь выразить простейшие, повседневные мысли. Серебряные кинжалы, пораженные этой переменой, клялись, что в жизни не узнали бы княжича, не будь они извещены, но, разумеется, все пребывали в уверенности, что княжич просто искусно разыгрывает роль.
В некотором смысле это так и было; вернее, княжич всегда играл свою роль в том странном предании, которое они слагали не из слов, а из собственных жизней. Порою, вспоминая того беспечного, очаровательного мальчугана, каким когда-то был Маррин, старый маг чувствовал себя убийцей.
Невин не стал откровенничать ни с Браноиком, ни с кем-либо еще из отряда о других, тайных уловках, рассчитанных на сокрытие личности княжича. Во-первых, маг убрал все чары, которыми облекали мальчика духи стихий, и когда тот переоделся в ношеные штаны и латаную рубаху, припасенную Карадоком, сверхъестественный ореол властности и величия исчез вместе с нарядной одеждой.
Во-вторых, с согласия княжича он наложил на него заклятие, затрудняющее речь; это свойство внедрилось в глубины его сознания, но других качеств чары не затронули.
Маг также подобрал простое слово-ключ, произнесение которого снимало заклятие. Потому принц, который всегда изъяснялся красноречиво, как герой древних легенд, вдруг начал заикаться и запинаться, пытаясь выразить простейшие, повседневные мысли. Серебряные кинжалы, пораженные этой переменой, клялись, что в жизни не узнали бы княжича, не будь они извещены, но, разумеется, все пребывали в уверенности, что княжич просто искусно разыгрывает роль.
В некотором смысле это так и было; вернее, княжич всегда играл свою роль в том странном предании, которое они слагали не из слов, а из собственных жизней. Порою, вспоминая того беспечного, очаровательного мальчугана, каким когда-то был Маррин, старый маг чувствовал себя убийцей.