JК
Дорога в сто парсеков :: Фантастика Советская
Страница: 301 из 333А расстояние до нее «всего лишь» семь световых суток. «Всего лишь» в сорок раз дальше, чем до Нептуна. Межпланетная ракета могла покрыть это расстояние за четырнадцать лет.
И год спустя эта ракета вылетела. А в ней Варенцовы, Юлдашевы и мы с Павлом Александровичем. Я-то знаю, каких трудов стоило старику убедить, чтобы его и меня включили в команду. Его — из-за возраста, меня — по молодости и неопытности.
Первые дни полета были словно первая экскурсия в Москву: захватывающе интересно, и все наизусть знакомо. Сто раз читано, сто раз видено в кино.
Земля с высоты — гигантский глобус, заслоняющий небо. Учетверенная тяжесть, потом чудеса невесомости. Луна — чужой черно-белый мир с ликом, изрытым оспой. Плавные лунные прыжки, густо-черные тени, пропасти, вековечная пыль. Я читал об этом, представлял себе, увидел — и был потрясен.
А потом потянулись будни, упущенные писателями. Спаленка — три метра на три, гамаки, столик, шкаф. За стенкой — рабочая комната чуть побольше. В ней телескоп, пульт управления, приборы, счетные машины. Дальше — склады, машинная и полкилометра баков с топливом. Хочешь, прогуливайся вдоль баков, хочешь, надевай скафандр и кувыркайся в пространство. А потом опять гамак, столик и шкаф. По существу, тюрьма. Тридцать лет со строгой изоляцией.
Тьма и звезды, звезды и тьма. На часах двадцать четыре деления, иначе спутаешься. День и ночь — никакой разницы! Днем в кабинете — электричество, ночью — электричество.
И год спустя эта ракета вылетела. А в ней Варенцовы, Юлдашевы и мы с Павлом Александровичем. Я-то знаю, каких трудов стоило старику убедить, чтобы его и меня включили в команду. Его — из-за возраста, меня — по молодости и неопытности.
Первые дни полета были словно первая экскурсия в Москву: захватывающе интересно, и все наизусть знакомо. Сто раз читано, сто раз видено в кино.
Земля с высоты — гигантский глобус, заслоняющий небо. Учетверенная тяжесть, потом чудеса невесомости. Луна — чужой черно-белый мир с ликом, изрытым оспой. Плавные лунные прыжки, густо-черные тени, пропасти, вековечная пыль. Я читал об этом, представлял себе, увидел — и был потрясен.
А потом потянулись будни, упущенные писателями. Спаленка — три метра на три, гамаки, столик, шкаф. За стенкой — рабочая комната чуть побольше. В ней телескоп, пульт управления, приборы, счетные машины. Дальше — склады, машинная и полкилометра баков с топливом. Хочешь, прогуливайся вдоль баков, хочешь, надевай скафандр и кувыркайся в пространство. А потом опять гамак, столик и шкаф. По существу, тюрьма. Тридцать лет со строгой изоляцией.
Тьма и звезды, звезды и тьма. На часах двадцать четыре деления, иначе спутаешься. День и ночь — никакой разницы! Днем в кабинете — электричество, ночью — электричество.