JК
Из России за смертью :: Рогожин Михаил
Страница: 12 из 300Решить они ничего не могли, и выводы никакие не напрашивались. На следующее утро жена как ни в чем не бывало готовила завтрак и рассказывала местные сплетни, а подполковник отмечал про себя: не дуется, значит, знает, за что схлопотала. На душе становилось легко и покойно, как после грамотного выполнения поставленной задачи. Сейчас жены дома не было.
Подполковник сидел на табурете и слушал записи Высоцкого. Не столько слушал, сколько пел вместе с ним, таким же хрипатым, надсадным и безнадежным голосом. И вспоминалась ему родная Рязань, заплеванный, исписанный матерщиной подъезд серой кирпичной пятиэтажки. Бурой краской выкрашенная дверь с криво прибитыми цифрами «34». Сейчас там живет теща — охраняет квартиру. А во дворе на лавочках, поставленных каре, мужики, приспособив бочку под стол, режутся в карты, отхлебывая из одного стакана мутный приторный портвейн. И тоже кто-нибудь из них затянет себе под нос Высоцкого таким же пропитым хрипом. И везде русский мужик один и тот же. Нет, конечно, есть полно народу, корчащего из себя невесть каких иностранцев. У них, видите ли, одно желание — жить как люди. А какие люди? Разве можно отдельно, в одиночку, жить как люди, когда все остальные живут как нелюди? Подполковник выходил в свой рязанский двор в голубой майке, старых офицерских брюках и тапочках со стоптанными задниками. Во дворе его уважали. И не за то, что понавез после Афгана барахла, не за новенькую «волгу», а за то, что мужик нормальный. С расспросами не приставали, а слушали с уважением.
Подполковник сидел на табурете и слушал записи Высоцкого. Не столько слушал, сколько пел вместе с ним, таким же хрипатым, надсадным и безнадежным голосом. И вспоминалась ему родная Рязань, заплеванный, исписанный матерщиной подъезд серой кирпичной пятиэтажки. Бурой краской выкрашенная дверь с криво прибитыми цифрами «34». Сейчас там живет теща — охраняет квартиру. А во дворе на лавочках, поставленных каре, мужики, приспособив бочку под стол, режутся в карты, отхлебывая из одного стакана мутный приторный портвейн. И тоже кто-нибудь из них затянет себе под нос Высоцкого таким же пропитым хрипом. И везде русский мужик один и тот же. Нет, конечно, есть полно народу, корчащего из себя невесть каких иностранцев. У них, видите ли, одно желание — жить как люди. А какие люди? Разве можно отдельно, в одиночку, жить как люди, когда все остальные живут как нелюди? Подполковник выходил в свой рязанский двор в голубой майке, старых офицерских брюках и тапочках со стоптанными задниками. Во дворе его уважали. И не за то, что понавез после Афгана барахла, не за новенькую «волгу», а за то, что мужик нормальный. С расспросами не приставали, а слушали с уважением.