Древнерусская Игра - Много шума из никогда   ::   Миронов Арсений

Подниму ли тяжкий свой взгляд, чтобы увидеть утро твоего очарования, моя прелестная валькирия? Просияют ли радостью глаза воина, пришедшего за данью ласки и сладости?

Уже готовые просиять, глаза воина вперились в морщинистое и волосатое, как теннисный мяч, лицо одноглазой старухи, по-новогоднему подсвеченное снизу пламенем лучины. Бабулька мило ощерилась и, продолжая неподвижно улыбаться, на четвереньках поползла ко мне из темного угла. Она просто хотела поприветствовать молодого гостя - а коричневатые зубы оскалились как бы сами собой, от радости, то есть неумышленно.

- Пардон! Э-э... Не туда попал! - выдохнул я, отшатнувшись, - и, поспешно загородив вход каким-то бревном, разжал зубы и расслабил мышцы на лице. - Пожалуй, я пойду. Да-да: мне пора.

Как назло, в десяти метрах возник второй шалашик - чуть поболе старушкиного. И обогнуть его было попросту невозможно.

- Тук-тук, - вежливо постучал я, морально готовясь к наихудшему. Откройте, бабушка, я вам пенсию принес.

Внутри сидела, сложив ноги по-турецки, совершенно голенькая девочка лет десяти и прижимала к груди пухлый тряпичный сверток. Мне понравилось, что девчонка была чернокожей - и это понятно: копоть от лучины, защепленной в свисавшую из-под купола цепь, лезла в глаза и мешала рассудочно мыслить.

- Могу я видеть скульптора Петрушевского? - спросил я первое, что попалось на язык. Честно говоря, мысли в голове слегка замерли от радости: не каждый день увидишь голую негритяночку - в сосновом лесу, да в ясный подмосковный вечер. Не дожидаясь ответа, я нетактично выскочил из хижины.