Древняя кровь   ::   Селецкий Алексей

Вокруг шелестела мелкая живность, где-то вдали долбилдятел, попискивали синицы…

…И вдруг не ушами — позвоночником, затылком почувствовал мерные глухие удары. Туп, туп, туп, туп. Гривна фыркнула, прекратила жевывать. Лес насторожился, синицы запищали громче. Что-то жутковатое, чужое было в этом приближавшемся погромыхивании. Что-то такое, от чего могла бы встопорщиться шерсть на загривке, будь Александр зверем. Такого в лесу он еще не слышал. Не бывает в лесу таких размеренных звуков. Если лось или кабан бегут, спасая жизнь, звучит похоже, но копыта бьют о землю гораздо чаще, слышится треск кустов, тяжелое дыхание — а здесь словно механизм движется.

Тяжелые удары приближались. В кустах послышался шорох — пестренькая мышь кинулась к своей норе. Лошадь фыркнула еще раз, нервно ударила копытом. Кто-то или что-то подходит. Руку на ружье, откроем глаза, медленно, без резких движений повернем голову. Кто?

К дубу подошел небритый мужик в потертом пальто, из-под которого виднелись тупые носы резиновых сапог. Сквозь цветастый пакет проглядывали несколько горстей опят. Грибник. Всего лишь грибник?!

— Слышь, паря, я на Гнилуху так выйду, не знаешь? Говорят, там грибов этой осенью — море.

— Выйдешь, только потом свернуть надо будет. По просеке иди, до столба между шестым и седьмым участками, за ним тропа направо отходит. По ней прямо.

— Ну, спасибо, а то я на Гнилуху через эти места только раз ходил. А ты что, лесник здешний?

— Нет, я в охотхозяйстве, стажер.