JК
Другие правила :: Большаков Валерий
Страница: 509 из 533Его лицо, забрызганное кровью и покрытое багровыми корочками пыли, было искажено болью. Так и не проснулся, понял Антон, брезгливо разглядывая труп, и не «выпал в осадок». Это декомпрессия так постаралась… Мучил других? Вот и сам помучился.
– Все здесь, Антон!
– Ага, – вздрогнул стажер, – я слышал. А у меня пять штук брони унесло. Черт… зря старался только!
– Ничего не зря! – энергично воспротивился Никольский. – Веди!
Антон зашагал по пустынному и темному туннелю – горели только красные панельки у потолка. Глухое грюканье бронесапог пускало веерное эхо, и создавалось впечатление беспорядочного топота, глухого наката, сквозь который пробивались неожиданно четкие звуки шаркнувшего протектора или клацанья пластин.
А потом свет нагрудных фар бронескафандров отразила гибкая Аэлита. Дошли! Антон схватился за штурвальчик на двери противометеоритного убежища с намалеванным серпом и молотом и раскрутил его. Дверь распахнулась легко, как калитка в палисаднике (мелькнуло видение – берег Южного Буга, парк, усадьба деда, пластмассовые каюки у дощатого причала…). Лучи фар скакнули и осветили бликующие круглые шлемы ополченцев. Напряженные лица – такие знакомые, почти родные! Свои! Жилин, Гирин, Бранкевич, Черняк, Соловейчик. Даже Ковальскому Антон был рад безумно, даже зануде Виджаю. Напряжение на лицах мутировало в радость узнавания, твердые рты размягчились улыбками.
На Антона так сильно повлияло драгоценное чувство товарищества, что даже глаза защипало.
– Все здесь, Антон!
– Ага, – вздрогнул стажер, – я слышал. А у меня пять штук брони унесло. Черт… зря старался только!
– Ничего не зря! – энергично воспротивился Никольский. – Веди!
Антон зашагал по пустынному и темному туннелю – горели только красные панельки у потолка. Глухое грюканье бронесапог пускало веерное эхо, и создавалось впечатление беспорядочного топота, глухого наката, сквозь который пробивались неожиданно четкие звуки шаркнувшего протектора или клацанья пластин.
А потом свет нагрудных фар бронескафандров отразила гибкая Аэлита. Дошли! Антон схватился за штурвальчик на двери противометеоритного убежища с намалеванным серпом и молотом и раскрутил его. Дверь распахнулась легко, как калитка в палисаднике (мелькнуло видение – берег Южного Буга, парк, усадьба деда, пластмассовые каюки у дощатого причала…). Лучи фар скакнули и осветили бликующие круглые шлемы ополченцев. Напряженные лица – такие знакомые, почти родные! Свои! Жилин, Гирин, Бранкевич, Черняк, Соловейчик. Даже Ковальскому Антон был рад безумно, даже зануде Виджаю. Напряжение на лицах мутировало в радость узнавания, твердые рты размягчились улыбками.
На Антона так сильно повлияло драгоценное чувство товарищества, что даже глаза защипало.