JК
Я, Мона Лиза :: Калогридис Джинн
Страница: 10 из 123Я не раз собиралась попросить Дзалумму отыскать бумаги, которые астролог оставил матери, и прочитать правду о своей судьбе. Но каждый раз меня удерживало чувство страха.
Я и без того знала больше, чем мне хотелось бы.
Но прошло еще два года, прежде чем я узнала о преступлении, с которым была неразрывно связана.
ЧАСТЬ I
26 АПРЕЛЯ 1478 ГОДА
III
В огромном холодном соборе Санта-Мария дель Фьоре перед алтарем стоял Бернардо Бандини Барончелли, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках. Разумеется, ему это не удалось — как не удалось скрыть от Господа черноту своей души. Он в молитвенном жесте сложил ладони и поднес их к губам. Зашептал срывающимся голосом, моля об успехе рискованного темного дела, в которое оказался замешан, и о прощении в случае успеха.
«Я благочестивый человек. — Барончелли направил все мысли к Всевышнему. — Я всегда желал людям добра. Как же я в это ввязался?»
Ответа не последовало. Барончелли уставился на алтарь из темного дерева и золота. Сквозь витражные окна купола вниз струился утренний свет, отражаясь от золоченых фигур желтыми лучиками, в которых поблескивали пылинки. Это зрелище навеяло на него мысли о незапятнанном Эдеме. Конечно, Бог был там, но Барончелли ощущал не божественное присутствие, а только собственную порочность.
— Прости меня, Господи, самого несчастного грешника, — бормотал он.
Я и без того знала больше, чем мне хотелось бы.
Но прошло еще два года, прежде чем я узнала о преступлении, с которым была неразрывно связана.
ЧАСТЬ I
26 АПРЕЛЯ 1478 ГОДА
III
В огромном холодном соборе Санта-Мария дель Фьоре перед алтарем стоял Бернардо Бандини Барончелли, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках. Разумеется, ему это не удалось — как не удалось скрыть от Господа черноту своей души. Он в молитвенном жесте сложил ладони и поднес их к губам. Зашептал срывающимся голосом, моля об успехе рискованного темного дела, в которое оказался замешан, и о прощении в случае успеха.
«Я благочестивый человек. — Барончелли направил все мысли к Всевышнему. — Я всегда желал людям добра. Как же я в это ввязался?»
Ответа не последовало. Барончелли уставился на алтарь из темного дерева и золота. Сквозь витражные окна купола вниз струился утренний свет, отражаясь от золоченых фигур желтыми лучиками, в которых поблескивали пылинки. Это зрелище навеяло на него мысли о незапятнанном Эдеме. Конечно, Бог был там, но Барончелли ощущал не божественное присутствие, а только собственную порочность.
— Прости меня, Господи, самого несчастного грешника, — бормотал он.