Я, Хмелевская и труп   ::   Волкова Ирина

Взвинченная до отказа пауками-птицеедами, порнографическими плакатами и сценами групповых попугайно-гомосексуальных отношений психика негра не выдержала, и он, издав не соответствующий его мужественному виду пронзительный женский визг, взвился в воздух, мощным сокращением мускулов стряхивая в стороны пауков. Один птицеед, описав в воздухе изящную дугу, врезался в лицо Эусебио Моралеса, аккурат между глаз, а другой с громким стуком впечатался в экран телевизора, удачно присоединившись к группе геев и попугаю.

Эусебио Моралес тоже закричал, сначала от страха за себя, а потом за своих драгоценных пауков, которых его друзья с таким трудом за большие деньги контрабандно протащили через российскую таможню.

Негр, стыдливо прикрывая руками все еще вздыбленный член, быстренько метнулся в смежную комнату, где, как я поняла, он оставил свою одежду.

Эусебио со стонами и причитаниями аккуратно подобрал пауков-птицеедов, засунул их в банку, и, убедившись, что с ними все в порядке, вперил в меня пылающий гневом взор.

— Que coco haces aqui? — яростно крикнул он и, спохватившись, перешел на русский: — Какого черта ты вламываешься сюда, как не получивший вовремя взятку налоговый инспектор? Ты что, не видишь, что на дверях табличка «Не беспокоить»? Кстати, там это на трех языках написано. Так какого рожна тебе надо?

— Извини, Эусебио, — смущенно сказала я. — Я так спешила, что не обратила внимание на табличку. Так это и есть «араньяс милагросас»? Я уже наслышана о них.

Он сокрушенно покачал головой.

— Этот парень и так из-за баб импотентом стал, а тут еще ты его насмерть перепугала, — простонал он.