Я вспоминаю   ::   Сименон Жорж

В этих кварталах там и сям приткнулись подозрительные кабаки, пропахшие можжевеловой водкой. Тамошние женщины никогда не наденут шляпки, они ходят в стоптанных туфлях и с платками на плечах.

- Боже мой, Дезире! Неужели они объявят всеобщую забастовку?

Это такой же навязчивый кошмар, как угроза войны, и разговоры о нем тоже ведутся из года в год. Никто не знает доподлинно, что это такое: покуда видели только несколько демонстраций, во время которых по улицам ходили колонны молчаливых людей в рабочей одежде, с решительными взглядами.

Всеобщая забастовка - это, должно быть, куда страшнее: чудовищное наводнение, нашествие, наплыв, разгул десятков тысяч неведомых существ, которых никто не знает и не желает знать, которые живут в шахтах и у печей, где выплавляют медь и цинк, дети которых ходят в бесплатные школы. И все эти немытые, невоспитанные люди, которые сквернословят и пьют можжевеловую водку, вылезут из отведенных им трущоб- в глазах ненависть, на устах проклятья.

Тебе, малыш Марк, все это может показаться непостижимым, чудовищным. _

Но твою бабку нельзя винить. Она тут ни при чем. Она думает и чувствует так, как ее научили.

- Разве не позор, - вопрошает она, - что Дезире, такой образованный, такой прилежный, получает жалких сто пятьдесят франков в месяц?

Но господина Майера она в этом не винит: господин Майер богач. Она скорей готова обвинить мужа в том, что он не способен подняться по общественной лестнице ступенькой выше.