JК
Есть, господин президент! :: Гурский Лев
Страница: 81 из 108Как ни крути, атрусом он не был: не побоялся один отправиться за тридевять земель — ради науки, не ради бабок. Нынче поваренные книги по серьезным поводам не пишут. Застолбить эксклюзив на рецептурку или деньжат срубить — да. Но чтобы с позиций естествознания — эдаких мастеров, кроме Окрошкина, уже не осталось. К слову, Адам Васильевич, хоть и не склочник, тоже не из самых приятных в быту людей. Тут у него и Парацельса горизонты сходятся.
— Больше всего мне нравится «мозговой желудок», — отдала я должное алхимику, когда Кунце приостановил свой ликбез и откусил от блинчика. — Очень образное выражение. Я знаю сотни людей, которым пищеварительный тракт давно и успешно заменил мозги… Да и в целом, я смотрю, книга закручена с размахом. Жаль, что пропала. В Москву, получается, он пришел с рукописью, а из Москвы ушел без? Что, потерял ее в каком-нибудь кабаке?
— Не потерял, нет. — Макс-Йозеф опять упрямо затряс своей блондинистой головой. — Не потерял. У него ее украли. Ночью, на постоялом дворе, в Китай-городе. Оба главных источника здесь едины, расходятся только в деталях. Зудхофф пишет про две его заплечные полотняные сумы. Хузер сообщает про два холщовых мешка — один с провизией и деньгами, другой с уже готовой книгой. Тот, где были деньги, не тронули, а тот, где лежал готовый манускрипт, унесли. Хузер сожалеет об утере, а фон Боденштейн считает, что, наоборот, его учителю повезло, раз воры ошиблись. Он ведь мог остаться в чужом краю без еды, без единого гроша.
— Больше всего мне нравится «мозговой желудок», — отдала я должное алхимику, когда Кунце приостановил свой ликбез и откусил от блинчика. — Очень образное выражение. Я знаю сотни людей, которым пищеварительный тракт давно и успешно заменил мозги… Да и в целом, я смотрю, книга закручена с размахом. Жаль, что пропала. В Москву, получается, он пришел с рукописью, а из Москвы ушел без? Что, потерял ее в каком-нибудь кабаке?
— Не потерял, нет. — Макс-Йозеф опять упрямо затряс своей блондинистой головой. — Не потерял. У него ее украли. Ночью, на постоялом дворе, в Китай-городе. Оба главных источника здесь едины, расходятся только в деталях. Зудхофф пишет про две его заплечные полотняные сумы. Хузер сообщает про два холщовых мешка — один с провизией и деньгами, другой с уже готовой книгой. Тот, где были деньги, не тронули, а тот, где лежал готовый манускрипт, унесли. Хузер сожалеет об утере, а фон Боденштейн считает, что, наоборот, его учителю повезло, раз воры ошиблись. Он ведь мог остаться в чужом краю без еды, без единого гроша.