Другой на его месте бросил бы случайных попутчиц как ненужную обузу, а он продолжает возиться, старается обеспечить, насколько возможно, сносные условия существования.
Ругать Командора женщины не могли. Разве что втихомолку обсуждали его уровень нравственности и вкус. Но когда в женском коллективе обходилось без этого?
– Вы, кажется, Петр Ильич, тоже живете отдельно? Да еще в отличие от остальных мужчин не рискуете своей жизнью, добывая пропитание? – Вышедшая на звук голосов жена Ширяева совковыми комплексами вины не страдала.
– Я не какой-нибудь пират. Я честный человек! – Лудицкий хотел произнести это гордо, а вышло жалко и глупо.
– Значит, пользоваться добычей пиратов – это честно, а ходить за нею в море – нет? – едва не вспылила Вика.
Если что и несколько удержало женщину, так это жалкий взгляд депутата. Всё равно что беззащитную собачонку пнуть.
– Пока никто ничего не добыл, – как можно мягче произнес Петр Ильич. – Может, их самих добыли.
И тут же прикусил язык. Однако было уже поздно.
– Это тебя любая шавка добудет, слизняк убогий! – не сдерживаясь, выкрикнула Вика. – За чужими спинами спрятался, да еще охаять норовит! Вот подожди, вернутся наши, скажу, так мигом тебе копыта в задницу вобьют, а рога на стенку вместо украшения повесят! Нашелся тут, индюк недорезанный! Педераст вонючий!
Последнее явно не соответствовало действительности. В гомосексуальных связях Петр Ильич не был замечен ни разу.