Флот   ::   Дрейк Дэвид

Затем к этим образам подмешались нагие фигуры-Олтона и Мэри Диннинов, и вновь Инглиша охватила дрожь.

Если он сейчас же не предпримет что-нибудь, у него уже недостанет сил шевельнуться. Его столько раз избивали и наказывали, что он знал, чего ожидать, когда ты в ловушке, когда тебе некуда деться.

Надо сейчас же что-то сделать.

Он уже совсем собрался встать, храбро шагнуть в темноту туда, откуда доносилось тявканье — в сторону пещеры, как вдруг словно ад с цепи сорвался.

Он не мог ничего толком разглядеть — луна еще не поднялась над холмами. Но он услышал остервенелое тявканье и завывания. Услышал треск выстрелов — еще и еще… дружные очереди автоматов. И услышал отчаянное ржание жеребца, бешеную дробь копыт.

С криком «нет!» он кинулся к пещере.

Он прорывался через заросли, хотя знал обходные тропки. Его царапали и рвали шипы. Он услышал визг, громкий страшный лошадиный визг, и снова услышал выстрелы.

Тут он выскочил к биваку халиан — там, истекая кровью, лежал Гордость Кельтов.

Инглиш не знал, как он очутился возле коня. Не осознал, что прорвался к нему прямо сквозь толпу Хорьков, — пока не увидел стволы их автоматов. Он бросился на могучую теплую шею упавшего жеребца и пытался заставить Гордость поднять красивую голову.

Что толку? Жизнь угасла в Гордости Кельтов. Так какое ему дело до наведенных на него автоматов или пятифутовых Хорьков, которые их держат?

Гордость — все, что у него было, все, что он любил в мире.