JК
Где плещет прибой :: Дансени Лорд
Страница: 2 из 7Когда же вода загасила слепящее пламя, бледные и маленькие брусочки свечей закачались на волнах, и мрачное величие трагедии померкло, и заметил я, что грядет ясный рассвет; и друзья мои закрыли лица плащами, и торжественная процессия обратилась в бегство, и палачи крадучись скрылись в сумерках.
Но вот устало подступил ил и укрыл меня всего, кроме лица. Там лежал я наедине с напрочь позабытым хламом, с плавучими отбросами, что волны не пожелали нести дальше, с предметами никчемными и предметами утерянными, и с мерзкими искусственными кирпичами, что не камень и не земля. Все чувства во мне умерли, потому что я был убит, но злосчастная душа моя не разучилась ни воспринимать, ни мыслить. А рассвет ширился и рос, и увидел я покинутые дома, что столпились на берегу реки, и мертвые их окна заглянули в мои мертвые глаза, окна, за которыми скрывались горы тюков, но не души человеческие. Устав смотреть на эти унылые картины, я захотел заплакать, но не смог, потому что был мертв.
Тогда я впервые понял, что на протяжении многих лет это скопище покинутых домов тоже хотело расплакаться, но, как все мертвецы, они были немы. И еще я понял, что для позабытого плавучего хлама все еще могло закончиться хорошо, если бы дома зарыдали, но они были слепы и безжизненны. Попытался разрыдаться и я, но мертвые глаза не знали слез. И тогда я понял, что река могла бы нас полюбить, могла бы нас приласкать, могла бы спеть нам, но река катила вперед свои воды, думая только о величественных кораблях.
Но вот устало подступил ил и укрыл меня всего, кроме лица. Там лежал я наедине с напрочь позабытым хламом, с плавучими отбросами, что волны не пожелали нести дальше, с предметами никчемными и предметами утерянными, и с мерзкими искусственными кирпичами, что не камень и не земля. Все чувства во мне умерли, потому что я был убит, но злосчастная душа моя не разучилась ни воспринимать, ни мыслить. А рассвет ширился и рос, и увидел я покинутые дома, что столпились на берегу реки, и мертвые их окна заглянули в мои мертвые глаза, окна, за которыми скрывались горы тюков, но не души человеческие. Устав смотреть на эти унылые картины, я захотел заплакать, но не смог, потому что был мертв.
Тогда я впервые понял, что на протяжении многих лет это скопище покинутых домов тоже хотело расплакаться, но, как все мертвецы, они были немы. И еще я понял, что для позабытого плавучего хлама все еще могло закончиться хорошо, если бы дома зарыдали, но они были слепы и безжизненны. Попытался разрыдаться и я, но мертвые глаза не знали слез. И тогда я понял, что река могла бы нас полюбить, могла бы нас приласкать, могла бы спеть нам, но река катила вперед свои воды, думая только о величественных кораблях.