JК
Гиви и Шендерович :: Галина Мария
Страница: 46 из 480 — Уж не знаю, кого он ими резал…
Один кинжал был все-таки хорош — ножны в серебряной оковке, бело-голубое лезвие с дымчатым узором по клинку. Гиви невольно залюбовался. Таким кинжалом поражают врага в трусливое сердце, разрезают путы на запястьях прекрасной полонянки… что там еще, э?
— Дамаск! — гордо прокаркал старик. — Дамаск!
Ах Дамаск, благословенный город, где порою в ночи на скамье у фонтана можно встретить прикорнувшего Гаруна-Аль-Рашида, где бредут по раскаленным камням верблюжьи караваны, лелея в тяжелых тюках шелка и хну… наклонись ко мне красивым станом, о Лейли… и ты, о луноликая Зейнаб…
— Сколько? — не выдержал Гиви. — Эт-та… бука но дура? Хау мэни, короче?
Старик был, должно быть, прирожденным полиглотом, потому что тут же стремительно выбросил вверх три пальца.
— Это чего? — обернулся Гиви к Шендеровичу.
— Три, — пояснил тот.
— Чего — три? Доллара? Рубля? Чего? Э — обернулся он к старику, — сри бакс, э?
И тоже зачем-то выбросил три пальца.
Какое-то время они со стариком молча таращились друг на друга.
— Хаир сри бакс, — сурово отрезал старик. — лира… учюз бин лира…
— Учбин, — согласился Гиви, — ага…
— Учюз бин, — старик заскрипел зубами. Звук был страшный.
— Ладно-ладно, — испугался Гиви, — учюз так учюз. Миша, что он сказал?
— Три тысячи лир он сказал, — рассеянно пояснил Шендерович. На него, видно, накатил очередной приступ лысюкобоязни, потому что он нервно оглядывался и уже начал приплясывать на одном месте.
— Ско-ка? — переспросил Гиви.
Один кинжал был все-таки хорош — ножны в серебряной оковке, бело-голубое лезвие с дымчатым узором по клинку. Гиви невольно залюбовался. Таким кинжалом поражают врага в трусливое сердце, разрезают путы на запястьях прекрасной полонянки… что там еще, э?
— Дамаск! — гордо прокаркал старик. — Дамаск!
Ах Дамаск, благословенный город, где порою в ночи на скамье у фонтана можно встретить прикорнувшего Гаруна-Аль-Рашида, где бредут по раскаленным камням верблюжьи караваны, лелея в тяжелых тюках шелка и хну… наклонись ко мне красивым станом, о Лейли… и ты, о луноликая Зейнаб…
— Сколько? — не выдержал Гиви. — Эт-та… бука но дура? Хау мэни, короче?
Старик был, должно быть, прирожденным полиглотом, потому что тут же стремительно выбросил вверх три пальца.
— Это чего? — обернулся Гиви к Шендеровичу.
— Три, — пояснил тот.
— Чего — три? Доллара? Рубля? Чего? Э — обернулся он к старику, — сри бакс, э?
И тоже зачем-то выбросил три пальца.
Какое-то время они со стариком молча таращились друг на друга.
— Хаир сри бакс, — сурово отрезал старик. — лира… учюз бин лира…
— Учбин, — согласился Гиви, — ага…
— Учюз бин, — старик заскрипел зубами. Звук был страшный.
— Ладно-ладно, — испугался Гиви, — учюз так учюз. Миша, что он сказал?
— Три тысячи лир он сказал, — рассеянно пояснил Шендерович. На него, видно, накатил очередной приступ лысюкобоязни, потому что он нервно оглядывался и уже начал приплясывать на одном месте.
— Ско-ка? — переспросил Гиви.