Глория   ::   Михальчук Вадим

Ты начинаешь ощущать себя частью этого неугомонного движения, тебя затягивает, как водоворот, ты становишься маленьким колесиком в огромных стенных часах, ты не знаешь, как влияешь на ход событий, но ты бежишь, цепляешься за другие колесики и шестеренки, и часы продолжают идти.

Только раз в день этот механизм распадается на составляющие, с половины первого до часу пополудни. Сиеста. Все конторы закрываются на перерыв и даже самый отъявленный скупердяй и скряга не станет заниматься делами в эти полчаса. Сиеста. Все кафе заполнены посетителями, официанты сбиваются с ног, разнося подносы с чаем и кофе, в воздухе разносится запах свежеиспеченных булочек, шипит на сковородах масло, обнимая белые пончики. Движение почти полностью прекращается.

Я сажусь на террасе в тени, разворачиваю свой обед. Минуту назад мне казалось, что в следующий раз мне захочется есть минимум через месяц, но мои зубы с жадностью впиваются в сэндвич. Пот, ливший с меня, высыхает в божественно прохладной тени. Я с наслаждением протягиваю гудящие ноги и противная дрожь в коленях проходит. Ко мне возвращается способность соображать, но теперь мне не хочется этого делать. Мне хочется покоя. Я закрываю глаза, прохладный ветерок приятно холодит мое лицо, но внутри себя я все еще слышу тихий перестук часового механизма. Время бежит и напоминает о себе.

Сиеста закончена. Я слышу это частому звуку шагов, по уверенным голосам клерков, возвращающихся в пыльные кабинеты, по стуку подков и грохоту грузовых фургонов. Прибой, выплеснувший на уличные летние кафе массу человеческих тел, схлынул. Официанты неторопливо, как сытые крабы, собирают грязную посуду. Владельцы кафе зарабатывают за эти полчаса больше, чем за весь день.