JК
Груз для ангела :: Дитц Уильям
Страница: 198 из 261Оба они сидели в креслах, смотрели на одни и те же звезды, но видели их по-разному.
Глава пятнадцатая
Ларе Шмидт очень устал, так устал, что у него все плыло перед глазами, и даже самые легкие действия давались ему с трудом. Он уже долго ехал на юг, наверное несколько дней, но ему казалось, что прошла не одна неделя.
Сначала ехать было легко. Через равнину, вниз по долинам, и снова на низкую засушливую равнину. Плоская, неинтересная местность, но вести машину просто.
Шмидт называл свою машину Ласточкой, потому что «Эх, ласточка, везде ты пролетишь!»; по равнине она действительно летела на одном из трех своих ведущих мостов, и громадный шлейф пыли отмечал ее путь. То были хорошие дни — тогда он был еще свеж, а дорога легка.
Но это было давно, еще до пустошей и до того ада, что начался здесь. Шмидт вглядывался в узкий полукруг, свободный от пыли на ветровом стекле, скрипел зубами, а Ласточка, переваливаясь с боку на бок, вылезала из одного оврага и тут же попадала в другой. Сотый? Тысячный? Он уже сбился со счета.
Шмидт знал за собой любовь к отвлеченным размышлениям, но ему и впрямь казалось странным, как можно было взять одну часть почти безжизненной планеты и назвать ее пустошью. В конце концов, все остальные территории были столь же пустынны и непригодны для жизни и на любой другой планете вполне могли сойти за ту же пустошь.
То и дело налетала гроза, проливая дождь слоем по пять-восемь сантиметров за раз.
Глава пятнадцатая
Ларе Шмидт очень устал, так устал, что у него все плыло перед глазами, и даже самые легкие действия давались ему с трудом. Он уже долго ехал на юг, наверное несколько дней, но ему казалось, что прошла не одна неделя.
Сначала ехать было легко. Через равнину, вниз по долинам, и снова на низкую засушливую равнину. Плоская, неинтересная местность, но вести машину просто.
Шмидт называл свою машину Ласточкой, потому что «Эх, ласточка, везде ты пролетишь!»; по равнине она действительно летела на одном из трех своих ведущих мостов, и громадный шлейф пыли отмечал ее путь. То были хорошие дни — тогда он был еще свеж, а дорога легка.
Но это было давно, еще до пустошей и до того ада, что начался здесь. Шмидт вглядывался в узкий полукруг, свободный от пыли на ветровом стекле, скрипел зубами, а Ласточка, переваливаясь с боку на бок, вылезала из одного оврага и тут же попадала в другой. Сотый? Тысячный? Он уже сбился со счета.
Шмидт знал за собой любовь к отвлеченным размышлениям, но ему и впрямь казалось странным, как можно было взять одну часть почти безжизненной планеты и назвать ее пустошью. В конце концов, все остальные территории были столь же пустынны и непригодны для жизни и на любой другой планете вполне могли сойти за ту же пустошь.
То и дело налетала гроза, проливая дождь слоем по пять-восемь сантиметров за раз.