Имя для птицы, или Чаепитие на желтой веранде   ::   Шефнер Вадим Сергеевич

-- Кошек-собак, значит, в Питере всех поели, наших старорусских кошек-собак кушать приехали? -- обращался он ко мне во множественном числе и, не дожидаясь ответа, начинал бранить "новый режим". Говорил он туманно, я понимал его из пятого в десятое; должно быть, от долгого пребывания в одиночестве, от отсутствия собеседников он утратил способность выражать мысли четко и доказательно. Свои филиппики заканчивал он каждый раз одним и тем же: "Когда вы там в Питере всех крыс переедите, тогда придут французы и англичане и всех, кого надо, на фонарях развешают!"

Сейчас это может показаться странным: человек стал инвалидом на затеянной Николаем Вторым него кликой нелепой и кровавой японской войне -- и стоял за "старый режим". Но все в те годы было не так-то просто. Быть может, он искренне считал, что пострадал за доброго батюшку-царя.

Ко мне Василий, хоть и утверждал, что все беды идут из Петрограда и от петроградцев, злобы, по-видимому, не питал. Однажды днем, когда его мать ушла куда-то из дому, он вдруг вышел из своей комнаты и, произнеся сквозь зубы: "Уперлась, старая бикса!", полез в буфет. Вынув оттуда хлеб и кусище сала, он велел мне отрезать по куску того и другого. Пока я ел, он как-то задумчиво смотрел на меня, а потом серьезным голосом спросил, правда ли, что в Питере есть такой вроде бы как сарай, куда пускают за деньги, и там стоит зеркало, в котором можно видеть себя вниз головой. В ответ я промямлил что-то в том смысле, что не знаю, есть ли такой сарай. "Ну, так ты же еще мал", -огорченно сказал Василий и побрел в свою комнату.

По ночам он иногда громко и пронзительно кричал во сне.