JК
Имя собственное :: Никитин Олег
Страница: 15 из 26Тот постоянно разъезжал по разного рода конвентам и даже один раз выступал в телевизионной передаче “Судьба замечательных литераторов и критиков” по поводу юбилея Де-Голлевой.
Педерсен шлепнулся на стул и призвал Аделаиду.
— Жбан квасу, — сказал он ей. Через минуту он уже отхлебывал из огромной кружки свой любимый напиток.
Улин рассеянно молчал, не рискуя вернуться к тексту Печорского — очень уж тот был неподходящим для вечернего чтения.
— Уф! Слушай, а как твое “Ник.” расшифровывается? — Педерсен оторвался от “жбана”, его круглая скандинавская физиономия напряженно застыла в ожидании откровения. Его белые волосы также замерли и не трепыхались, хоть и торчали хохолком словно у заправского панка.
— Никомед, — признался Улин.
— Эвон как!
Педерсен, влюбленный в Россию, стремился уснащать свою речь традиционными “народными” оборотами и словечками.
— С виду русский, а имя какое-то… греческое, что ли? — неодобрительно высказался Педерсен. — Правильно скрываешь, я бы тоже так поступил.
— Ты бы не учил меня, — хмуро сказал Улин. — Чухонец поганый. Раз такой русофил, почему фамилию не поменял?
Педерсен громко засопел и насупился.
— Мне папа запретил, — пробормотал он. — Сказал, что его отец был знатным финским лесорубом. Или шведским, не помню… Ты ничего не понимаешь! Он в паспортный стол ходил и дал им взятку, чтобы они меня с порога прогоняли, если приду заявление писать. И в ЗАГСе он тоже был, и тоже им денег дал. И в других местах, вплоть до мэрии.
Педерсен шлепнулся на стул и призвал Аделаиду.
— Жбан квасу, — сказал он ей. Через минуту он уже отхлебывал из огромной кружки свой любимый напиток.
Улин рассеянно молчал, не рискуя вернуться к тексту Печорского — очень уж тот был неподходящим для вечернего чтения.
— Уф! Слушай, а как твое “Ник.” расшифровывается? — Педерсен оторвался от “жбана”, его круглая скандинавская физиономия напряженно застыла в ожидании откровения. Его белые волосы также замерли и не трепыхались, хоть и торчали хохолком словно у заправского панка.
— Никомед, — признался Улин.
— Эвон как!
Педерсен, влюбленный в Россию, стремился уснащать свою речь традиционными “народными” оборотами и словечками.
— С виду русский, а имя какое-то… греческое, что ли? — неодобрительно высказался Педерсен. — Правильно скрываешь, я бы тоже так поступил.
— Ты бы не учил меня, — хмуро сказал Улин. — Чухонец поганый. Раз такой русофил, почему фамилию не поменял?
Педерсен громко засопел и насупился.
— Мне папа запретил, — пробормотал он. — Сказал, что его отец был знатным финским лесорубом. Или шведским, не помню… Ты ничего не понимаешь! Он в паспортный стол ходил и дал им взятку, чтобы они меня с порога прогоняли, если приду заявление писать. И в ЗАГСе он тоже был, и тоже им денег дал. И в других местах, вплоть до мэрии.