Искусство наступать на швабру   ::   Абаринова-Кожухова Елизавета

– Все мы – утлые суденышки в житейском море, и все рано или позже потерпим крушение, понимаете ли, – задумчиво промолвил доктор Серапионыч. Он уже успел с утра хлебнуть из заветной скляночки и оттого был настроен отчасти по-философски.

A вода вокруг яхты была уже совсем не такой, как на Кислоярке. Никто не пытался пробовать ее на вкус, чтобы выяснить, насколько море соответствует своему названию, но ясно было сразу – это не живая вода.

Радист Oтрадин, тоже вышедший на палубу, не удержался от поэтического комментария:

– Но ветер стих, но парус лег,

Корабль замедлил ход,

И все заговорили вдруг,

Чтоб слышать хоть единый звук

В молчанье мертвых вод!

Горячий медный небосклон

Струит тяжелый зной.

Над мачтой Солнце все в крови,

C Луну величиной.

И не плеснет равнина вод,

Небес не дрогнет лик.

Иль нарисован океан

И нарисован бриг?

Кругом вода, но как трещит

От сухости доска.

Кругом вода, но не испить

Ни капли, ни глотка.

И мнится, море стало гнить, -

O Боже, быть беде!

Ползли, росли, сплетясь в клубки,

Слипались в комья слизняки

На слизистой воде.

Виясь, крутясь, кругом зажглась

Огнями смерти мгла.

Вода – бела, желта, красна,

Как масло в лампе колдуна,

Пылала и цвела.

– Ну, не стоит уж так драматизировать, Андрей Владиславович, – сказал Гераклов, прислушавшись к стихам. – Просто здесь неподалеку находилась резиновая фабрика.