Канатные плясуны   ::   Костин Андрей

- Может, попить хочешь? - предложила она.

- Не называй меня "папашкой", - и Семен покраснел.

- А, дело житейское, - догадалась она, прилаживая эмалированную "утку". - Давай, облегчись...

* * *

- Почему?! Почему меня обрили?! - почти беззвучно вопил Дима, вглядываясь в лицо старшей медсестры, похожее на корень можжевельника. Законов таких нету, чтобы людей наголо стричь.

- Отрастут, поверь мне, - ухмыльнулась "старшая". - Тоже мне - Горец. А раз базаришь - значит - на выписку.

Она уже как два часа могла уйти домой. Дежурство закончилось. И она ушла бы - в любом другом случае. Но никто не напомнил ей, что дежурство закончилось, никто не зашел в палату, где она сидела у постели раненого. Все знали, что у старшей медсестры "пунктик" по поводу огнестрельных ранений. Потому что в каждом раненом ей чудился ее сын.

Война, что ж ты сделала, подлая? Или война - слишком неконкретно?

Даже древние, начиная войну, прежде всего приносили в жертву то, что им всего дороже. Будь то собственных детей, будь то любимых жен или овечек.

А эти, кто кричит - до победного конца? Но только не до собственного конца, уверены они. Война - можно хорошо подзаработать, бормочут они себе под нос.

Ошибочка. Рано или поздно кто-то приставит ствол к их пьяному (или спящему) лицу.

Тю-тю...

* * *

- Но зачем, зачем мне сбрили волосы? - причитал Дима, забыв на это время про жуткую боль в плече.

- Тебя среди бомжей нашли, - пояснила "старшая". - Чтобы вшей не было.