JК
Из последней щели :: Шендерович Виктор
Страница: 17 из 28Тараканиха выводит меня на край кухонного стола и, указывая вниз, на пол, густо усеянный крошками, говорит с акцентом: Дорогой, всё это — твоё! И мы летим с нею вниз.
Но ни поесть, ни посмотреть, что будет у меня с тараканихой средних лет дальше, я не успел, потому что очнулся — как раз на последних словах Еремея. Слова эти были:…и мажут сливовым джемом овсяное печенье.
Сказав это, Еремей заплакал.
Начали расходиться, поддерживая друг друга и соблюдая конспирацию.
И вот тут со мной что-то случилось.
Проходя за плитой, я неожиданно почувствовал острое желание выйти на край кухонного стола и посмотреть вниз: нет ли на полу крошек. Желание было настолько острым, что я поделился им с Нюрой. Нюра меня на стол не пустила и назвала старым дураком, причём безо всякого акцента.
Полночи проворочавшись в своей щели, уснуть я так и не смог и, ещё не имея ясного плана, тайно снялся с места и снова отправился к Еремею.
Еремей спал, но как-то беспокойно: вздрагивал, и, подстанывая на гласной, без перерыва повторял слово джем. И всё время шевелил лапками, как будто собирался куда-то бежать.
— Еремей, — тихо сказал я, растолкав его. — Помнишь щель, которую ты нашёл возле унитаза?
— Помню, — сказал Еремей и почему-то оглянулся по сторонам.
— Еремей, — сказал я ещё тише, — слушай, давай поживём немного за щитком.
— А как же наша кухня? — спросил Еремей, продолжая озираться.
— Наша кухня лучше всех, — ответил я.
Но ни поесть, ни посмотреть, что будет у меня с тараканихой средних лет дальше, я не успел, потому что очнулся — как раз на последних словах Еремея. Слова эти были:…и мажут сливовым джемом овсяное печенье.
Сказав это, Еремей заплакал.
Начали расходиться, поддерживая друг друга и соблюдая конспирацию.
И вот тут со мной что-то случилось.
Проходя за плитой, я неожиданно почувствовал острое желание выйти на край кухонного стола и посмотреть вниз: нет ли на полу крошек. Желание было настолько острым, что я поделился им с Нюрой. Нюра меня на стол не пустила и назвала старым дураком, причём безо всякого акцента.
Полночи проворочавшись в своей щели, уснуть я так и не смог и, ещё не имея ясного плана, тайно снялся с места и снова отправился к Еремею.
Еремей спал, но как-то беспокойно: вздрагивал, и, подстанывая на гласной, без перерыва повторял слово джем. И всё время шевелил лапками, как будто собирался куда-то бежать.
— Еремей, — тихо сказал я, растолкав его. — Помнишь щель, которую ты нашёл возле унитаза?
— Помню, — сказал Еремей и почему-то оглянулся по сторонам.
— Еремей, — сказал я ещё тише, — слушай, давай поживём немного за щитком.
— А как же наша кухня? — спросил Еремей, продолжая озираться.
— Наша кухня лучше всех, — ответил я.