Казароза   ::   Юзефович Леонид Абрамович

С врагом приходилось сражаться его же оружием, а к тому, что в агентурную разработку взяли его самого, Свечников отнесся с пониманием. Караваев и Нейман имели полное право не доверять ему и установить за ним наружное наблюдение.

— Знаешь песню «Ночь порвет наболевшие нити»? — спросила Ида Лазаревна.

— Нет.

— Странно. В шестнадцатом году это была самая популярная песня, ее всюду пели.

Из груды упавших с полки и оставшихся на полу книг она извлекла толстую тетрадь. На обложке еще сохраняла остатки былого блеска наклеенная на дерматин переводная картинка с двумя милующимися голубками. Нужная страница отыскалась быстро.

Свечников придвинул к себе тетрадь, узнал ее почерк и прочел:

Ночь порвет наболевшие нити,

Вряд ли я доживу до утра.

Напишите, прошу, напишите,

Напишите два слова, сестра!

Напишите, что мальчика Вову

Я целую, как только могу,

И австрийскую каску из Львова

Я в подарок ему берегу.

Напишите жене моей бедной,

Напишите хоть несколько слов,

Что я в руку был ранен безвредно,

Поправляюсь и буду здоров.

А отцу напишите отдельно,

Что полег весь наш доблестный полк.

В грудь навылет… я ранен… смертельно,

Выполняя свой воинский долг.

— Он тоже погиб недалеко от Львова, — сказала Ида Лазаревна, когда Свечников поднял глаза от тетради. — Там его и похоронили. Последнее письмо, которое я от него получила, он продиктовал сестре в лазарете. Сам писать уже не мог. Только вот мальчика Вовы у нас не было.