JК
Энерган-22. Научно-фантастический роман :: Оливер Хаим
Страница: 264 из 377Из мутного стекла на меня хмуро взирала бородатая физиономия с лохматой головой, в темных очках и спортивной рубашке — ничего общего с элегантным мужчиной на снимке. А в кармане у меня лежало удостоверение на имя Мартино Дикинсена, антиквара… Так что особо опасаться ареста не приходилось.
Если только тот забулдыга американец, Дуг Кассиди, не был человеком Командора.
Пожалуй, он один из немногих, кто каким-то образом знал, что Мартино Дикинсен и Теодоро Искров — одно и то же лицо.
К счастью, до самого города в вагон никто не заходил и ничего настораживающего не произошло — ни в поезде, ни на попутных станциях. Это меня немного успокоило, и я вновь погрузился в размышления о сложной миссии, которая выпала на мою долю. Ведь, по сути говоря, мне был передан ультиматум, в котором требовалось — ни больше ни меньше! — не только самоуничтожение целой экономической империи, но и физическая гибель главы этой империи! В нем удивительно сочетались расчетливый риск и дерзость с романтическим пафосом, восходящим к пылкой эмоциональной атмосфере первой половины XIX века.
Насколько я мог уловить, внешностью и духом Агвилла, Белый Орел, полностью соответствовал нормам этики и морали той давней эпохи. Если рассуждать здраво, то ультиматум был порожден скорее страстями, чем трезвым анализом реальной обстановки, и неизбежно одержал в себе ту ограниченность, какой отличается все, что рождено страстью, какой бы благородной ни была цель.
Если только тот забулдыга американец, Дуг Кассиди, не был человеком Командора.
Пожалуй, он один из немногих, кто каким-то образом знал, что Мартино Дикинсен и Теодоро Искров — одно и то же лицо.
К счастью, до самого города в вагон никто не заходил и ничего настораживающего не произошло — ни в поезде, ни на попутных станциях. Это меня немного успокоило, и я вновь погрузился в размышления о сложной миссии, которая выпала на мою долю. Ведь, по сути говоря, мне был передан ультиматум, в котором требовалось — ни больше ни меньше! — не только самоуничтожение целой экономической империи, но и физическая гибель главы этой империи! В нем удивительно сочетались расчетливый риск и дерзость с романтическим пафосом, восходящим к пылкой эмоциональной атмосфере первой половины XIX века.
Насколько я мог уловить, внешностью и духом Агвилла, Белый Орел, полностью соответствовал нормам этики и морали той давней эпохи. Если рассуждать здраво, то ультиматум был порожден скорее страстями, чем трезвым анализом реальной обстановки, и неизбежно одержал в себе ту ограниченность, какой отличается все, что рождено страстью, какой бы благородной ни была цель.