Каллистяне   ::   Мартынов Георгий Сергеевич

БЕЗ ВЕСА



Незаметно приблизился день пятнадцатое марта, когда экипаж звездолета должен был погрузиться в сон, чтобы без вреда для себя перенести сравнительно короткий период чрезмерного увеличения тяжести. Широков уже с трудом мог поднять свою пишущую машинку. Кресла в его каюте стали так тяжелы, что приходилось напрягать все силы, чтобы сдвинуть их с места. Ходить, а в особенности подниматься по лестницам, было утомительно. У Петра Аркадьевича было такое ощущение, будто он постарел по крайней мере лет на сорок.

По совету Синьга, он работал теперь полулежа на мягком диване, стараясь двигаться как можно меньше.

– Даже думать стало как будто тяжелее, – заметил Синяев.

Они говорили медленно и невнятно, с трудом двигая губами и языком. Синяев был бледен.

– Я себя плохо чувствую, – ответил он на вопрос Широкова.

Они замолчали, устав от этого короткого разговора, и долго неподвижно лежали: Широков – на том, что отдаленно напоминало диван, Синяев – в кресле. Слышалось только напряженное дыхание. Каждый вздох требовал усилий, словно что-то тяжелое лежало на груди и мешало дышать.

– Я долго не выдержу, – сказал Синяев.

– Сегодня, – ответил Широков.

Он вынул часы. Это был прекрасный хронометр, подаренный ему профессором Лебедевым накануне старта. «Возьмите их, – сказал Семен Павлович. – Эти часы будут верно служить вам все двадцать пять лет».

– Они стоят, – сказал Широков. – Пружина не в силах двигать механизм, все части которого стали в два с половиной раза тяжелее.

Без стука в каюту вошел Синьг. Каллистянский врач двигался с очевидным усилием. За ним вошел Мьеньонь.