Страница:
108 из 163
- Знаешь, тогда неходи. Чаю согрей.
- До вечера посидите, а дальше?
- Не боись, уйду.
- Да вы что? - заорал Кабаков. - Зачем сбежали-то?
- Временно, - объяснил Семченко, слезая с кровати. - Дело есть. Завтра обратно вернусь, не то Караваев подумает, как и ты.
- Об чем это я, по-вашему думаю?
- Сбежал, значит виноват.
- Я так не думаю, - неуверенно отрекся Кабаков и покраснел.
- А не думаешь, так чаю согрей.
Кабаков пошарил под подушкой, повернулся, и Семченко увидел у него в руке сумочку Казарозы. Молча выхватил ее, раскрыл и начал выкладывать на стол вещицы, при взгляде на которые опять заныла душа: пузырек из-под духов, мятные капли, медальон, зеркальце, гребень, где между зубьев запутались волосы, ее волосы - весь этот нищенский, жалкий, слезой пробивающий женский скарб. Господи, разве такое ей пристало!
- Вот еще. - Кабаков показал маленькую гипсовую руку: кисть и запястье. - Тоже в сумочке лежала... Видите один палец отходит? Как на том плакате. Помните? Палец этот.
- И что?
- Может, не случайно? Такое совпадение... Условный знак, может?
Семченко взял слепок. Отвратительно было, что даже эта гипсовая детская ручка, память мертвой о мертвом, способна, оказывается, вызывать какие-то подозрения.
- Сын у нее умер, - сказал он. - Мальчонка двухлетний. Об нем память.
- А на это что скажете? - Многозначительно щурясь, Кабаков протянул вырванный из записной книжки листочек. - Рыжий передал, в темных очках. Иди ст.
|< Пред. 106 107 108 109 110 След. >|