Колесо Фортуны   ::   Дубов Николай Иванович

Смятение, отчаяние и горькая жалость к самому себе сдавили ему горло, сжимали все туже, ему уже нечем было дышать, он открыл рот, но зажатое тисками горло не позволяло вздохнуть, и он, как полузадушенный, прерывисто, со стоном втягивал воздух в легкие, а по носу стекали жгучие капли слез и пота и шлепались на пыльный пол.

Кологойда протянул ему чашку с остатком воды.

- На, герой, выпей.

Семен поднес чашку ко рту, сделал мучительный глоток, хотел еще, но больше не мог, держал чашку у рта, и слезы по носу стекали теперь в чашку.

- Ну, совсем расквасился, - сказал Кологойда. - Что мы тебе, враги? Мы тебе, дурню, добра хотим. Подговорили тебя?

- А-ага.

- Просто так, за "спасибо" ты не полезешь. Значит, за деньги?

- 3-за день-ги.

- И сколько тебе обещали?

- Сто, - сказал Семен, постепенно приходя в себя. - Сто рублей обещали.

- За эту хреновину сто рублей? Брешешь!

- А чего мне брехать? Сто. Целой бумажкой.

- Сто новыми! - сказал Кологойда. - На старые - тыща рублей... Значит, здорово кому-то припекло колечко. А кому? Кто тебя послал?

- Бабка.

- Ага! - Кологойда, торжествуя, посмотрел на Аверьяна Гавриловича. Выходит, была все-таки бабка!..

Какая бабка? - повернулся он снова к Семену.

- Лукьяниха... Ну, из нашего села которая, я ей глечики на базар привозил...

- Трухлявая старушенция такая, вроде побирушки?

Богомолка?

- Ага.

- Позвольте, позвольте! - взволновался вдруг Аверьян Гаврилович. - Но ведь эта самая старуха...