Конан и грот Даёмы   ::   Мэнсон Майкл

Видно, ей не было искупленья, если путь Его завершался в теле серокожего! В крепкой и твердой плоти, которой могло бы Хватить на двести лет или на пятьсот – но разве это срок для Древнего Духа? Он был приговорен и знал об этом.

И потому бешенство овладело Им, Он был обуян яростной страстью к разрушению и смерти, и в этот миг мог бы уничтожить весь земной мир. Но разум серокожего, в котором Он метался, словно загнанный в клетку зверь, не был искушен в колдовстве и заклинаниях, сокрушающих горные хребты; это бездушное отродье знало лишь один способ разрушения и убийства. Зато, в отличие от прочих людей, Аррак мог говорить с ним напрямую, так как, за неимением души, вселился прямо в сознание серокожего.

Он распалил в нем ненависть, чувствуя, что зерна ее падают на благодатную почву, и повелел поднять секиру.

* * *



Жар опалил Идрайна; палящий жар, коего плоть его, сотворенная из камня, не ведала никогда. Ему казалось, что в голове разгорается костер, служивший источником тепла и яркого беспощадного света – такого же, как солнечный, или еще сильнее. Вскоре пламя забушевало в его груди, спустилось ниже, согревая конечности и будоража кровь; неясные желания и чувства бродили в сознании голема словно стадо заплутавших в тумане овец.

Затем ощущение жара исчезло, но свет остался – ослепительный свет, в котором все полученные прежде повеления казались смешными, жалкими и ничтожными. Приказы госпожи? Слова господина? Он даже не хотел думать о них, не желал вспоминать время, когда кто-то властвовал над ним. Теперь он сам себе господин! Но это было не так.

Когда жар угас, Идрайну показалось, что в него наконец-то вдохнули душу.