Страница:
101 из 157
Но в том бою, когда желание разить обогнало навечно желание выжить, Конан стал Конаном, по крайней мере в том, что касается Конана-воина.
В Кхитае и Вендии мудрецы поведали бы ему, что перед боем воин должен понять, что уже умер, и более не отвлекаться на эту глупость. В его родной Киммерии, у Горы Крома туиры, если бы они снизошли к мальчишке, оставшемуся без клана, он мог услышать звуки костяных флейт и рассказы о «неистовых детях грома».
Впрочем, в обоих случаях Конан только пожал бы плечами или же рассмеялся своим заразительным, раскатистым смехом, чисто и открыто, как не могут смеяться цивилизованные люди.
Тогда, в свои неполные пятнадцать лет, он не стал берсеркером или отрешенным восточным убийцей. И те и те сражались из презрения к жизни, а Конан-киммериец сражался из презрения к Смерти.
После окончания резни в лагере, после похищения Эйольва и долгого бега сквозь ночную метель Конан устал. Только подготовившись к предстоящему бою, он позволил себе расслабиться. Он вытянул возле костра свое измученное, избитое тело и задремал.
Ему впервые снились чертоги Крома. Самого грозного бога своего народа он не видел. Сияющий ледяной свет, как и громовой голос, лились отовсюду. К нему тянула свои костяные руки призрачная женщина, наполовину красная, наполовину синяя, горящие глаза, казалось, прожгут его насквозь. Когти оцарапали его плечо.
Однако грянул гром, сверкнули молнии, и женщина с замогильным стоном вспыхнула и растаяла тенью.
|< Пред. 99 100 101 102 103 След. >|