Конь бледный еврея Бейлиса   ::   Рябов Гелий

Облачившись в красный шлафрок и обмотав вокруг талии пояс с кистями, Евгений Анатольевич сошел на первый этаж и, приложив ухо к трубке, взял переговорную мембрану.

- Здесь Евдокимов, с кем имею честь?

- Здеся Филиппович, эслив изволите еще помнить...- зашелестело на другой стороне. То был жандарм, невольный Катин любовник, Ананий чертов, заноза, да какая болезненная...

- Что тебе? Говори, я тебя узнал. Да не сопи ты так, черт тебя побери! Ну, что, что?!

- Мы, значит, как бы насчет жида... Этого. Ну, да ведь вы у них жили, так?

- О, болван... - в сердцах проговорил Евдокимов. - Где, где я жил, чтобы ты лопнул!

- Дак у этого... - лихорадочно искал слова Ананий Филиппович. Значитца, так: завтрашний день его и возьмут! У меня все, значит. Я как бы из чистой дружбы к вам, ваше высокородие, - в трубке загудело.

Только теперь, проснувшись окончательно, понял Евгений Анатольевич, и у кого жил и кого возьмут. Медленно поднявшись по лестнице, вошел в номер и сел в кресло. Следовало все обдумать. Что ж, их (это местоимение как бы отделило от соратников; возникло ощущение, что соратники теперь вроде бы и отдельно существуют, а он, надворный советник Евдокимов, - и того отдельнее) план включен (будто штепсель в розетку - сравнение вызвало усмешку), Менделю-Менахилю с утра не поздоровится. Посадят в одиночку, чтобы сомлел и взбудоражился, а когда начнет орать по ночам и плакать беспричинно, - отправят в камеру, а там уже будет ожидать некто, улыбчивый, добрый, утешительный, влезет в душу, подскажет участливо - что и как говорить и - нету Менделя. Спекся.