Амнистия   ::   Троицкий Андрей Борисович

Он не в силах пошевелиться, он так слаб, что не может протянуть руку к чашке с водой. Грань между жизнью и смертью, между явью и бредом, сделалась совсем тонкой, едва различимой.

Тарасов стонет. Но этот стон не слышит никто из людей. Стучит дождь по тесовой крыше. Стучит молоток, и все другие звуки растворяются. А Тарасов все лежит, смотрит в потолок, он знает происхождение этого стука.

Хозяин дома Василий Лукич сколачивает гроб. Непогода, уже третью неделю дождь льет, как из ведра. Рыбак не может выходить в Онегу. Он томится от вынужденного безделья, не знает, чем себя занять.

И вот он, уверенный, что Тарасов уже не долго проживет, что протянет ноги не сегодня, так завтра, принимается мастерить гроб. Стругает доски, пилит, подгоняет по мерке.

А Тарасов все лежит и ждет смерти. Он сам знает, что скоро умирать. Теперь он слышит, как за тонкой стенкой хозяйка Мария Петровна обращается к мужу:

– Вася, иди суп похлебай.

– Подожди, – отвечает тот. – Я уж скоро управлюсь. Тогда и поем.

– Пустое это дело, – говорит хозяйка. – Может, он и не умрет.

– Не умрет, – передразнивает Василий Лукич. – Да от него уже покойником воняет. Он и пары дней не протянет.

Тарасов смотрит в потолок и тихо стонет. Ему не хочется слушать чужой разговор, не хочется жить, но и умереть он не может. Он тянется к чашке. Рука дрожит, вода выплескивается на пол, чашка падает.

– Говори тише, он может услышать.