Лазоревый грех   ::   Гамильтон Лорел

Не зловеще-серьезен, а так, будтоя повела себя невоспитанно, забыла, скажем, застольные манеры, и он меня поправляет.

— Может быть, я викканка. Вы же знаете, что для них полнолуние — священный день. Точнее, ночь.

— А вы викканка, миз Блейк?

Устать от словесных игр — на это мне много времени не надо.

— Нет, мистер Харлан.

— Так почему же вы не работаете в ночь полнолуния?

Он всматривался мне в лицо, изучал его, будто по какой-то причине ответ для него был важнее, чем следовало бы.

Я знала, чего он от меня ждет. Он ждет признания, что я оборотень какого-то вида. Трудность в том, что сознаться я не могла, потому что это неправда. Я стала первой человеческой Нимир-Ра у леопардов, их королевой, за всю историю всех пардов. Леопарды мне достались в наследство, когда я убила их прежнего вожака, чтобы он меня не убил. Еще я была Больверком местной стаи волков. Больверк — это больше, чем телохранитель, и меньше, чем палач. В основном его работа сводится к тому, чтобы делать то, чего Ульфрик делать не может или не хочет. Местным Ульфриком был Ричард Зееман. Пару последних лет мы с ним то сходились, то расходились, и сейчас разошлись очень, очень далеко. Последней брошенной мне репликой была такая: «Я не хочу любить женщину, которой среди чудовищ комфортнее, чем мне». И что я могла на это сказать? Что вы могли бы на это сказать? Убей меня бог, если я знаю. Говорят, что любовь преодолевает все. Врут.

Но раз я Нимир-Ра и Больверк, то есть люди, от меня зависимые.