JК
Лекарство от меланхолии :: Брэдбери Рэй Дуглас
Страница: 14 из 47 — О, доктор, что томит нашу Камиллу?
— С ней не все в порядке.
— Да?
— Она нездорова. — Добрый доктор нахмурился.
— Продолжайте, продолжайте!
— Не вызывает сомнения: она угасает как свеча.
— О, доктор Джимп, — запротестовал мистер Уилкес. — Вы же повторяете то, что вам говорили мы, когда вы только пришли в наш дом!
— Нет, вы не правы! Давайте ей эти пилюли на рассвете, в полдень и на закате солнца. Превосходное средство!
— Проклятье, она уже нафарширована превосходными средствами!
— Ну-ну! С вас шиллинг, сэр, я спускаюсь вниз.
— Идите и пришлите сюда дьявола! — Мистер Уилкес сунул монету в руку доброго доктора.
Пока врач спускался по лестнице, с громким сопением нюхая табак и чихая, на многолюдных улицах Лондона наступило сырое утро весны 1762 года.
Мистер и миссис Уилкес повернулись к постели, где лежала их любимая Камилла, бледная и похудевшая, но все еще очень хорошенькая, с большими влажными сиреневыми глазами. По подушке золотым потоком струились волосы.
— О, — она чуть не плакала, — что со мной сталось? С начала весны прошло три недели, в зеркале я вижу лишь призрак; я сама себя пугаю. Мне страшно подумать, что я умру, не дожив до своего двадцатого дня рождения.
— Дитя мое, — сказала мать, — что у тебя болит?
— Мои руки. Мои ноги. Моя грудь. Моя голова. Сколько докторов — шесть? — поворачивали меня, словно мясо на вертеле. Не хочу больше. Дайте мне спокойно отойти в мир иной.
— С ней не все в порядке.
— Да?
— Она нездорова. — Добрый доктор нахмурился.
— Продолжайте, продолжайте!
— Не вызывает сомнения: она угасает как свеча.
— О, доктор Джимп, — запротестовал мистер Уилкес. — Вы же повторяете то, что вам говорили мы, когда вы только пришли в наш дом!
— Нет, вы не правы! Давайте ей эти пилюли на рассвете, в полдень и на закате солнца. Превосходное средство!
— Проклятье, она уже нафарширована превосходными средствами!
— Ну-ну! С вас шиллинг, сэр, я спускаюсь вниз.
— Идите и пришлите сюда дьявола! — Мистер Уилкес сунул монету в руку доброго доктора.
Пока врач спускался по лестнице, с громким сопением нюхая табак и чихая, на многолюдных улицах Лондона наступило сырое утро весны 1762 года.
Мистер и миссис Уилкес повернулись к постели, где лежала их любимая Камилла, бледная и похудевшая, но все еще очень хорошенькая, с большими влажными сиреневыми глазами. По подушке золотым потоком струились волосы.
— О, — она чуть не плакала, — что со мной сталось? С начала весны прошло три недели, в зеркале я вижу лишь призрак; я сама себя пугаю. Мне страшно подумать, что я умру, не дожив до своего двадцатого дня рождения.
— Дитя мое, — сказала мать, — что у тебя болит?
— Мои руки. Мои ноги. Моя грудь. Моя голова. Сколько докторов — шесть? — поворачивали меня, словно мясо на вертеле. Не хочу больше. Дайте мне спокойно отойти в мир иной.