Одно не давало спать – всю ночь под окошками мяукала кошка, да так пронзительно и противно, что из каждой избы по два-три раза кто-то выходил, пытаясь ее прогнать. Однако никакой кошки не было, и никто из дозорных, остававшихся у костров снаружи, ее не видел.
– Домовой балует, нам спать не дает! – ворчали смоляне.
– И то ясно! Мы-то ему чужие, за своих ему обидно.
– Да пусть мяучит, не начал бы душить!
– Молчи, Братила, а то надоумишь! Пусть тебя первого тогда душит!
– От слова не сделается! Защити, Перун-батюшка, от нечисти домовой, от мары полуночной!
От кошачьего мяуканья у всех наутро болела голова, люди не выспались. Но этого было мало. Мешки с зерном, вчера отмеренным и приготовленным к вывозу, оказались разорваны в клочья, овес и рожь были рассыпаны по амбару. Все это безобразие густым слоем покрывал мышиный помет.
– Вот дела! – Десятник Судимир, увидев это, в изумлении хлопнул себя по бедрам. – Теребеня! Кудряшка! Людина! Что же это делается! Да как же вы сторожили, кикиморы чудовы!
– Сам ты кикимора! – обиделся Людина. – А мы как надо сторожили!
– Где же как надо, когда мыши все зерно сожрали! Одно дерьмо оставили! Как я дерьмо князю покажу!
– Да где… – начал Кудряш, но увидел изгаженные тряпки, в которые превратился вчерашний мешок, и оторопел. – Да не может такого быть! Что же я… Да не, быть не может!
– Это колдовство, конунг! – услышав о печальной судьбе зерна, уверенно заявил Хродлейв.