JК
Любовь опаснее меча :: Легостаев Андрей
Страница: 9 из 558Проведя по животу, он дошел до ямочки пупка и отдернул руку —пленница не шевельнулась, взор ее был устремлен в никуда. Колдун пожирал девушку глазами, ноздри его жадно раздувались — Хамрай решил, что он сейчас лишит ее девственности. Кто знает, может его заморское, варварское чудотворство требует именно этого? И сейчас и Хамрай, и великий шах, без малого двести лет лишенного возможности обладания женщиной, и телохранители станут свидетелями девятикратного соития в свете колдовского костра?…
Рука колдуна подкралась к женскому естеству невольницы, покрытому воздушным черным пушком, и по-хозяйски вторглась туда. Длинный тонкий палец с острым ногтем, накрашенным серебряной краской, с силой прорвал естественную защиту. Несмотря на сковывающие волю чары, девушка вздрогнула от боли. По смуглой коже ноги медленно потек тонкий ручеек темно-вишневой крови. Колдун удовлетворенно хмыкнул, прокричал что-то непонятное на лающем мертвом языке и выпрямился, хищно сверкнув глазами.
Хамрай сглотнул, чтобы избавиться от вставшего в горле кома. Хотел отвернуться, но долг превыше всего — он обязан смотреть.
Шах стоял неподвижно, положив обе руки на эфес своего прекрасного меча — он верил, что час освобождения от заклятия близок, что снедающая его невозможность иметь наследника будет разбита этим неприятным, но могущественным иноземцем, как булатный клинок раскалывает напополам черный камень, загораживающий выход к долгожданной свободе.
Рука колдуна подкралась к женскому естеству невольницы, покрытому воздушным черным пушком, и по-хозяйски вторглась туда. Длинный тонкий палец с острым ногтем, накрашенным серебряной краской, с силой прорвал естественную защиту. Несмотря на сковывающие волю чары, девушка вздрогнула от боли. По смуглой коже ноги медленно потек тонкий ручеек темно-вишневой крови. Колдун удовлетворенно хмыкнул, прокричал что-то непонятное на лающем мертвом языке и выпрямился, хищно сверкнув глазами.
Хамрай сглотнул, чтобы избавиться от вставшего в горле кома. Хотел отвернуться, но долг превыше всего — он обязан смотреть.
Шах стоял неподвижно, положив обе руки на эфес своего прекрасного меча — он верил, что час освобождения от заклятия близок, что снедающая его невозможность иметь наследника будет разбита этим неприятным, но могущественным иноземцем, как булатный клинок раскалывает напополам черный камень, загораживающий выход к долгожданной свободе.