Люди кораблей   ::   Балабуха Андрей

Речистер вспомнил, как в первый день отпуска он шел по городу, чувствуя себя средоточием пучка взглядов: одни бросались искоса, на ходу, отпечатывая в памяти образ, чтобы осмыслить его уже потом; другие были скрытыми, приглушенными — до тех пор, пока он не проходил вперед, а тогда упирались ему в спину, и он физически ощущал их d`bkemhe; третьи встречали его прямо, откровенно, и он улыбался в ответ, но после первого десятка улыбка из приветливой превратилась в дежурную, придавая лицу идиотское выражение. Больше он не надевал форменного костюма — ни разу за все три месяца, проведенные на Лиде. И все же он чем-то выделялся среди местного населения — недаром Маринка в первые же часы их знакомства угадала в нем пограничника

Речистер посмотрел на Маринку, — она вся спала: линии ее тела потеряли свою угловатость, они размылись, сгладились; если раньше тело ее казалось вычерченным контрастным штрихом, то теперь оно было написано акварелью; оно словно окружено было какой-то дымкой, придававшей ему пластичность и мягкость "Вечной весны" Родена. На Границе спали не так. Там в теле спящего всегда чувствовался резерв сил, который, если потребуется, позволит в любую секунду открыть глаза и мгновенно перейти от сна к бодрствованию, от полной, казалось бы, расслабленности к такой же полной аллертности — безо всякого перехода, одним рывком. Речистер встал, придержав руками пластик постели, чтобы не дать ему резко распрямиться, и тихо, на цыпочках прошел в кухню.

Кухня выглядела куда внушительнее, чем ходовая рубка на аутспейскрейсере. От сплошных табло, индикаторов, клавишных и дисковых переключателей, секторальных и пластинчатых заслонок, прикрывавших пасти принимающих и выдающих устройств, Речистеру всегда становилось немного не по себе — за время отпуска он так и не смог привыкнуть ко всему этому.