Лолита, или Ставрогин и Беатриче   ::   Лем Станислав

Набоков посчитал бы его лишенным смысла, как я могу предполагать по его взглядам на литературу, ибо он не хочет быть ни моралистом, ни реалистом, а выступает только "рассказчиком чего-то где-то когда-то совершавшегося". Но мы, в конце концов, не обязаны слушать автора, когда он уже произнес слово "конец". Когда сказал то, что хотел сказать. И здесь уже кончаются его и начинаются наши, читателей, хлопоты.

Сначала мне показалось, что выбор героя открывает определенные специфические возможности уже в плане социологическом. Ибо сверх того, что можно и даже нужно сказать, "Лолита", несомненно, повествует о широком социальном фоне, о тех, добавим, сторонах жизни Запада, которыми он гордится. Это и высокий жизненный уровень, и "онаучнивание" воспитания, тот "практический фрейдизм" в педагогическом издании, который стремится к оптимальному приспособлению личности; это и совершенство туристического промысла, внедрение сервиса в самые дикие уголки природы, и эти особые, проявляющиеся в общественных контактах четкие действия с механической улыбкой, должествующей придать им "индивидуальный подход" к клиенту, пациенту, гостю; и такая пропитаиность жизни рекламой, что она из явления, атакующего человека извне в интересах торговой прагматики, давно уже стала интегральной частью его психического мира, проникнув в него тысячами чисто, "научно" разработанных методов. Раскритиковать ее, эту огромную мащину самодовольных муравьев, оскорбить, высмеять непосредственным описанием было бы голой публицистикой, то есть художественной неудачей, говорением банальных очевидностей.