Страница:
49 из 505
Осмеянное, униженное, жадно раздерганное, оно истаяло, исчезло, и смутны были сны, и звезды – только тусклые крошки, а волшебная луна – лишь старое оловянное блюдо, забытое кем-то на стене.
Пуста жизнь без чуда.
Прошла ночь, и еще день и близился вечер седьмого дня. В самом центре давно пересохшего Комариного Болота двое загнанных людей на минуту присели на кочковатую землю. Неподалеку устроилась долговязая несуразная птица.
– А, может, молиться попробовать?
Хайни пощелкал зубами. Левый нижний клык шатался.
– Давай, попробуем.
– Патер ностер квис… – ты не помнишь, как там дальше? [2]
– Лучше бы я пошел в монахи, а не в солдаты, тогда бы точно помнил.
Струс, вытянув шею, положил голову на плечо Ладера и печально вздохнул.
Собаки лаяли в отдалении. Круг загонщиков у Терпихиной Развилки сомкнулся. Хайни погладил серые кружевные перышки.
– Если бы ты, приятель, умел летать…
…Рыцарь Эбенезер Кардье вел облаву. Загонная охота на беглецов близилась к концу, нетронутым остался лишь небольшой клочок пущи. Конь встал на краю поляны, всадник поднял усталые, слезящиеся глаза – в них слилось черное мелькание ветвей, пестрый узор листвы, яркие пятна диких цветов. Кардье не стал снимать железную перчатку, чтобы отереть веки. Он повернулся на восток и поднял разгоряченное лицо к успокаивающей темной голубизне предвечернего неба.
– Что это?
Низко, почти над головой, мелькнула легкая стремительная тень. Птица миновала поляну, сделала полукруг, взмыла вверх и сильным рывком ушла ввысь.
|< Пред. 47 48 49 50 51 След. >|