JК
Матрица смерти :: Эйклифф Джонатан
Страница: 181 из 244Но потом звук стал усиливаться, пока я с ужасом не опознал его. Кто-то играл на скрипке. Адажио из Баховской сонаты для скрипки си-минор.
Играл не «кто-то» – Катриона. Как я определил? Я ведь столько раз слушал ее игру и знал все ее особенности, все паузы, все ошибки, от которых она старалась избавиться. И я знал, что никто никогда не записывал ее на магнитофон.
Музыка продолжалась. Я так и стоял, как вкопанный, не в силах шевельнуться, и тоскливо представляя себе, что же может оказаться в соседней комнате. Мысль о поступках Дункана Милна ужасала меня тем больше, что я не знал, как он будет действовать дальше.
Музыка прекратилась. Последние ноты еще отзывались эхом в тишине, затем постепенно утихли. Я дрожал, но не мог двинуться с места. В голове моей музыка продолжала звучать, нота за нотой, как пластинка. И я знал, что если я закрою глаза, то увижу Катриону, стоящую со скрипкой, зажатой подбородком. Увижу ее глаза, следящие за моей реакцией. Я напряженно ожидал, не начнется ли опять та же или другая пьеса. И все это время я знал, что сила, действующая на меня, возрастала.
Я не сводил глаз с занавески. Свет фонарика падал на нее, как будто это был театральный занавес, готовый подняться или раздвинуться. При каждом вдохе тонкий слой пыли оседал во рту. В здании царила угрожающая тишина.
По занавеске вдруг пробежали мелкие волны, как будто ее тронул воздушный поток, и она снова успокоилась. Я не смел пошевелиться и спрашивал себя, не вижу ли я очередной сон.
Играл не «кто-то» – Катриона. Как я определил? Я ведь столько раз слушал ее игру и знал все ее особенности, все паузы, все ошибки, от которых она старалась избавиться. И я знал, что никто никогда не записывал ее на магнитофон.
Музыка продолжалась. Я так и стоял, как вкопанный, не в силах шевельнуться, и тоскливо представляя себе, что же может оказаться в соседней комнате. Мысль о поступках Дункана Милна ужасала меня тем больше, что я не знал, как он будет действовать дальше.
Музыка прекратилась. Последние ноты еще отзывались эхом в тишине, затем постепенно утихли. Я дрожал, но не мог двинуться с места. В голове моей музыка продолжала звучать, нота за нотой, как пластинка. И я знал, что если я закрою глаза, то увижу Катриону, стоящую со скрипкой, зажатой подбородком. Увижу ее глаза, следящие за моей реакцией. Я напряженно ожидал, не начнется ли опять та же или другая пьеса. И все это время я знал, что сила, действующая на меня, возрастала.
Я не сводил глаз с занавески. Свет фонарика падал на нее, как будто это был театральный занавес, готовый подняться или раздвинуться. При каждом вдохе тонкий слой пыли оседал во рту. В здании царила угрожающая тишина.
По занавеске вдруг пробежали мелкие волны, как будто ее тронул воздушный поток, и она снова успокоилась. Я не смел пошевелиться и спрашивал себя, не вижу ли я очередной сон.