Страница:
309 из 344
Дородная и похотливая девица за последние несколько дней растолстела еще больше, поскольку непрерывно напихивала себя сластями, дабы утолить горе, вызванное сломанной шеей ее матушки и распятием любимой обезьянки, но главное – чтобы заглушить страх за собственную особу. Однако в этот миг функции меда и сахара, казалось, взял на себя гнев.
– Дядя! – завопила она. – Ты должен немедленно что-то предпринять! Охранники сбежали. Ни служанка, ни паж не идут на звонки, а когда я отправилась за ними сама, то обнаружила, что эта наглая Рита – разве ее не должны были выпороть? – подбивает прислугу на революцию, если не на что-то похуже. А на левой руке у нее сидела живая кукла в чем-то сером, размахивала игрушечным мечом – наверное, она-то и распяла мою Кве-Кве! – и призывала ко всяческим гнусностям. Мне удалось убежать оттуда незамеченной.
– На революцию, говоришь? – проворчала Саманда, спуская с рук Глипкерио и отстегивая от пояса кнут и дубинку. – Элакерия, присмотри недолго за дядей. Знаешь, всякие там путешествия, – хриплым шепотом добавила она и многозначительно покрутила пальцем у виска. – А я пойду пропишу этим голым потаскушкам и блюдолизам такую контрреволюцию, что они долго будут помнить.
– Не бросай меня! – взмолился Глипкерио, пытаясь снова забраться к ней на руки. – Хисвин меня забыл, и теперь ты – моя единственная защита.
Часы пробили четверть. Голубые занавеси раздвинулись, и мерной поступью, без обычного шарканья, в залу вошел Хисвин.
– Плохо это или хорошо, но я явился в обещанный час, – объявил он.
|< Пред. 307 308 309 310 311 След. >|