JК
Мир не меч :: Апраксина Татьяна
Страница: 204 из 332Девочка моя, малая, ты даже не представляешь, что ты дляменя сделала...
Он словно пьян, я чувствую дрожь пальцев на своей спине и вижу, как пляшут его губы, он смеется и плачет одновременно, и я тоже начинаю смеяться – плакать я и не переставала. Это истерика, понимаю я, это я заразилась истерикой Киры. Какой же он живой...
– Три сотни лет, Тэри... Три сотни лет здесь – Смотрители приходят и уходят, все приходят и уходят, а я все живу и живу здесь и боюсь шагнуть за грань – потому что не знаю, не знал, – поправляется он, – есть ли там хоть что-то, кроме небытия. О звездном тоннеле я слышал, слышал не раз – но это так легко списать на сказки и выдумки...
– Кира, Кира... Горе мое. – Я целую его в шею, чувствуя, как бьется под кожей жилка.
Мы долго сидим молча, обнявшись, потом так же в обнимку идем на кухню. Расставаться не хочется – он настолько близкий и родной, что расцепить пальцы все равно что лишиться половины тела. Одной рукой не очень-то удобно делать чай, но у Киры получается. Я хожу за ним как привязанная от стола к раковине и обратно и даже в туалет к унитазу, куда он спускает старую заварку. Мне кажется, он изменился. Я вспоминаю встрепанного мальчишку-тенника, к боку которого Хайо приставил нож. Слишком мало общего с Кирой, на которого смотрю я, – даже лицо изменилось, стало куда более человеческим: черты сгладились, и не так заметны желтые глаза без белков. Только руки остались прежними – пальцы с лишней фалангой и отливающие металлом кончики когтей.
Он словно пьян, я чувствую дрожь пальцев на своей спине и вижу, как пляшут его губы, он смеется и плачет одновременно, и я тоже начинаю смеяться – плакать я и не переставала. Это истерика, понимаю я, это я заразилась истерикой Киры. Какой же он живой...
– Три сотни лет, Тэри... Три сотни лет здесь – Смотрители приходят и уходят, все приходят и уходят, а я все живу и живу здесь и боюсь шагнуть за грань – потому что не знаю, не знал, – поправляется он, – есть ли там хоть что-то, кроме небытия. О звездном тоннеле я слышал, слышал не раз – но это так легко списать на сказки и выдумки...
– Кира, Кира... Горе мое. – Я целую его в шею, чувствуя, как бьется под кожей жилка.
Мы долго сидим молча, обнявшись, потом так же в обнимку идем на кухню. Расставаться не хочется – он настолько близкий и родной, что расцепить пальцы все равно что лишиться половины тела. Одной рукой не очень-то удобно делать чай, но у Киры получается. Я хожу за ним как привязанная от стола к раковине и обратно и даже в туалет к унитазу, куда он спускает старую заварку. Мне кажется, он изменился. Я вспоминаю встрепанного мальчишку-тенника, к боку которого Хайо приставил нож. Слишком мало общего с Кирой, на которого смотрю я, – даже лицо изменилось, стало куда более человеческим: черты сгладились, и не так заметны желтые глаза без белков. Только руки остались прежними – пальцы с лишней фалангой и отливающие металлом кончики когтей.