Рассказав анекдот, Тараканыч посмотрел на меня с сомнением:
— Какой коньяк предпочитаешь?
— Дагестанский.
— Почему?
— Он не паленый.
Тараканыч удивился. Наверное, он к коньякам подходил как-то не так. Невзрачный, но себе на уме. Корешей держал за тонированными стеклами, а сам старался.
— На какие средства баб содержишь?
— На подручные.
— Это как?
— Романы пишу.
— Ну это всякий может, — охотно поверил Тараканыч, отгоняя надоедливого комара. Наверное, боялся, что буду врать. И снял последние сомнения: — Это ведь я только вид делаю, что хочу тебе добра. Догоняешь?
Я кивнул.
— Долги есть?
— Конечно.
— У Аси брал?
— И у нее.
— Сколько?
— Сто.
Тараканыч закурил. Сказанное, несомненно пришлось ему по душе. Выпустил одобрительно дым из пасти:
— Зачем тебе сто штук? Говори одну правду.
— Одну я уже сказал.
— Гони вторую.
— Так не штук, а рублей.
— И двадцатку присчитал к долгу? — хитро подмигнул Тараканыч, отчего меня опять пробрало морозом. Откуда он мог знать про зеленую двадцатку, пришлепнутую к портрету Режиссера?
— Сделаем так, — предложил Тараканыч, каблуком вминая в землю недокуренную сигарету. — Добра я тебе не желаю, но на плохое тоже времени нет. Три дня. Не больше. Всего три дня. В субботу деньги не принесешь, оторвем тебе фаберже. И сумму не перепутай.