JК
Анискин и Боттичелли (киноповесть) :: Липатов Виль Владимирович
Страница: 15 из 90»
– …Косая Вера дочь Иванова…
С елейным лицом и подобранными тонкими губами отвешивала поясные поклоны женщина средних лет, одетая почти по-монашески…
Потный и сердитый от необходимости писать протокол, Анискин зло поставил последнюю точку, разулыбавшись солнечно, поднялся, массируя поясницу, торжествующе произнес:
– Кончил писать протокола! Точка! Прошу прочитать и написать: «Прочитано и с моих слов записано верно!» И – подпись…
Отец Владимир поднялся с кресла, просительно сложив руки на груди, смотрел на участкового такими глазами, что Анискин удивленно задрал на лоб подвижную левую бровь.
– Участковый инспектор, Федор Иванович, – почти жалобно сказал поп. – Только, ради бога, не отказывайте, не обидьте ваших поклонников и доброжелателей… Извольте, если хоть не откушать, так чайку попить… Мы с женой будем искренне счастливы, если… Ради бога, не отказывайте, Федор Иванович!
На лице участкового появилось выражение, которое мы уже видели в те минуты, когда он вспоминал, как сорок лет назад сбивал колокола.
– Не откажите, Федор Иванович, вашим истинным доброжелателям…
– Спасибо! – медленно ответил участковый и улыбнулся. – А сколько вам лет, гражданин поп?
– Двадцать пять, – неожиданно грустно и тоскливо ответил отец Владимир. – На Первомай двадцать пять исполнилось… Идите за мной, Федор Иванович…
В гостиной-столовой, обставленной еще более изысканно, чем кабинет и другие комнаты, участковый Анискин в трех шагах от порога застыл каменным изваянием, так как увидел он такое, чего видеть не ожидал… На поролоновом диване, среди ярких подушек, возле огромного транзистора иностранной марки, из которого лилась джазовая музыка, полусидела, полулежала молодая девушка необычной красоты и современности. Милую голову ее обрамляли пышные белокурые волосы, мягко синели глаза, короткое домашнее платье открывало полукружья грудей и длинные ноги в туфлях, вышитых бисером.
– …Косая Вера дочь Иванова…
С елейным лицом и подобранными тонкими губами отвешивала поясные поклоны женщина средних лет, одетая почти по-монашески…
Потный и сердитый от необходимости писать протокол, Анискин зло поставил последнюю точку, разулыбавшись солнечно, поднялся, массируя поясницу, торжествующе произнес:
– Кончил писать протокола! Точка! Прошу прочитать и написать: «Прочитано и с моих слов записано верно!» И – подпись…
Отец Владимир поднялся с кресла, просительно сложив руки на груди, смотрел на участкового такими глазами, что Анискин удивленно задрал на лоб подвижную левую бровь.
– Участковый инспектор, Федор Иванович, – почти жалобно сказал поп. – Только, ради бога, не отказывайте, не обидьте ваших поклонников и доброжелателей… Извольте, если хоть не откушать, так чайку попить… Мы с женой будем искренне счастливы, если… Ради бога, не отказывайте, Федор Иванович!
На лице участкового появилось выражение, которое мы уже видели в те минуты, когда он вспоминал, как сорок лет назад сбивал колокола.
– Не откажите, Федор Иванович, вашим истинным доброжелателям…
– Спасибо! – медленно ответил участковый и улыбнулся. – А сколько вам лет, гражданин поп?
– Двадцать пять, – неожиданно грустно и тоскливо ответил отец Владимир. – На Первомай двадцать пять исполнилось… Идите за мной, Федор Иванович…
В гостиной-столовой, обставленной еще более изысканно, чем кабинет и другие комнаты, участковый Анискин в трех шагах от порога застыл каменным изваянием, так как увидел он такое, чего видеть не ожидал… На поролоновом диване, среди ярких подушек, возле огромного транзистора иностранной марки, из которого лилась джазовая музыка, полусидела, полулежала молодая девушка необычной красоты и современности. Милую голову ее обрамляли пышные белокурые волосы, мягко синели глаза, короткое домашнее платье открывало полукружья грудей и длинные ноги в туфлях, вышитых бисером.