Анискин и Боттичелли (киноповесть)   ::   Липатов Виль Владимирович

Поэтому Анискин сначала долго глядел на директора школы, покачав головой и почесав через фуражку макушку головы, тоже стал глядеть на икону. Это, наверное, и привлекло внимание Якова Власовича.

– Икона примерно конца семнадцатого века, – тихо сказал директор. – Валерьяновна, ее отцы и прадеды и даже прапрадеды, наверное, хорошо следили за иконой – протирали ее конопляным маслом, не давали состариться… Смотрите, как перебегает по иконе красный цвет. Он зарождается в левом нижнем углу и, нарастая, в убыстряющем ритме распространяется по доске, чтобы достигнуть своего апогея в одеждах Крестителя… Смотрите на этот пучок неожиданно брошенных солнечных лучей! Художник их обронил из любопытства, ведомый могучим талантом, чтобы посмотреть, что изменится от этого солнечного пучка на всей доске… Как будут смотреться глаза Крестителя? Как родится новый мотив возрождения наверху, где была пустота? Гениально! Оброненный пучок лучей и родил то, что много-много десятилетий позже найдут экспрессионисты. А каким жизнелюбом был художник! Глядите на руку Иоанна – в нее можно вложить кузнечный молот… А шея! Шея «Дискобола» Мирона, хотя богомаз знать-то не знал о Мироне.

Анискин глядел на икону. Внимательно глядел, заузив глаза, вытянув шею; он притихал, замедлялся, дышал уже почти легко и не маялся, как всегда, от жары, хотя в доме Валерьяновны все окна были закрыты. Анискин был таким, словно ему пытались вернуть зрение. Он даже не услышал, не заметил, как подошла Валерьяновна, встав рядом с ним, трудно распрямилась

– такая была скрюченная годами.