Анискин и Боттичелли   ::   Липатов Виль Владимирович

Тащи счеты - я кому сказал! Мне иконы найти надо? Я тебя спрашиваю - надо? Это тебе не промеж двух гитар шастать!

Участковый Анискин выходил из дома старухи богомолки Елизаветы Григорьевны Толстых, да не один - за ним с панической легкостью, страхом и мольбой бежала-семенила сама хозяйка.

- Феденька, родненький, - умоляла она, - ты уж меня-то в тюрьму не бери, я ведь старая-престарая, мне ведь в тюрьме через минуту смертынька... Ой, лишеньки! Да ты хоть остановись, Феденька, я ли с твоей покойной матушкой, царствие ей небесное, не хороводилась, не подружничала... Ой, лишеньки, чего ты не останавливаешься?

Анискин остановился, повернувшись, пошел на старуху.

- Я тебя о чем просил? - рассердился он. - Наш разговор втайне держать просил?

- Просил, Феденька!

- А ты на всю деревню ревешь, сама себя гробишь... Это - раз! Второй раз - я тебе говорил, что, кроме штрафа, ничего не будет? Говорил?

- Говорил.

- Вот и забили гвоздь! Сиди тихо, как мышь в норе, никому ни слова не говори... Хоть ты и старей старой, а статья-то выходит - форменная спекуляция... Будешь молчать?

- Буду, буду!

В доме попа-расстриги просыпались под звон водочных пробок. Первым открыл глаза матрос Григорьев, лежащий под столом, зажмурился, снова открыл. Теперь у него было лицо человека, не понимающего, где он находится, почему лежит под столом, что вообще творится на белом свете. Так прошло несколько секунд, потом Григорьев тяжело поднялся, несчастный и согбенный, первым делом посмотрел на стол - там было пусто, как на районном аэродроме.

- Мать честна, - пробормотал Григорьев.