JК
Небесная тропа :: Алферова Марианна
Страница: 26 из 51Жизнь была слишком долгой и потеряла цельность, распалась на тысячи мелочей: на зажженные по второму разу спички, на старые, хранимые в ящике открытки, на ожидание писем от позабывших ееподруг. Молодые живут иначе, им кажется, что все еще впереди. А впереди ничего нет. Только усталость. И ожидание смерти…
Она вздрогнула, когда раздался этот звук… Не сразу сообразила, что стучат в дверь громко, нетерпеливо. Именно стучат, а не звонят. На цыпочка вышла в прихожую, чтобы подпереть дверь гладильной доской: в неурочное время она давно уже никому не открывала. Но гладильной доски на месте не оказалось. А дверь вздрагивала, как живая, под ударами. Старый хлипкий замочек дергался, готовый выскочить из гнезда.
— Мама! — крикнул голос за дверью. — Мама, это же я! Я! Эрик!
Сердце ее так и покатилось. Дверь выросла в высоту, а звуки сделались резкими, пронзительными до визга. Когда Ольга Михайловна пришла в себя, то поняла, что сидит на полу, сжимая в руках обгорелую спичку.
— Эрик, Эрик, — бормотала она, — разве ты не умер? Ведь я сама зашила тебя в голубое одеяло и повезла на саночках… Эрик, значит ты ожил, да? Ты спасся? Ты чудом спасся?
И руки сами повернули замок.
Перед стоял паренек лет двадцати в клетчатой рубашке и драных джинсах. Обычный парень, каких много, — невысокий, немного сутулый, с худым бледным лицом. Острые скулы, темные брови, длинные русые волосы стянуты на затылке в пучок. Постой… Но ведь Эрику… Эрику должно быть уже за пятьдесят.
— Что, молодо выгляжу? — засмеялся гость. — Все очень просто: в нашем мире время течет иначе, — он обнял Ольгу Михайловну и поцеловал в седые поредевшие волосы.
Она вздрогнула, когда раздался этот звук… Не сразу сообразила, что стучат в дверь громко, нетерпеливо. Именно стучат, а не звонят. На цыпочка вышла в прихожую, чтобы подпереть дверь гладильной доской: в неурочное время она давно уже никому не открывала. Но гладильной доски на месте не оказалось. А дверь вздрагивала, как живая, под ударами. Старый хлипкий замочек дергался, готовый выскочить из гнезда.
— Мама! — крикнул голос за дверью. — Мама, это же я! Я! Эрик!
Сердце ее так и покатилось. Дверь выросла в высоту, а звуки сделались резкими, пронзительными до визга. Когда Ольга Михайловна пришла в себя, то поняла, что сидит на полу, сжимая в руках обгорелую спичку.
— Эрик, Эрик, — бормотала она, — разве ты не умер? Ведь я сама зашила тебя в голубое одеяло и повезла на саночках… Эрик, значит ты ожил, да? Ты спасся? Ты чудом спасся?
И руки сами повернули замок.
Перед стоял паренек лет двадцати в клетчатой рубашке и драных джинсах. Обычный парень, каких много, — невысокий, немного сутулый, с худым бледным лицом. Острые скулы, темные брови, длинные русые волосы стянуты на затылке в пучок. Постой… Но ведь Эрику… Эрику должно быть уже за пятьдесят.
— Что, молодо выгляжу? — засмеялся гость. — Все очень просто: в нашем мире время течет иначе, — он обнял Ольгу Михайловну и поцеловал в седые поредевшие волосы.