Кубинский зал   ::   Харрисон Колин

Одиночество тоже легко можно было одолеть, ибо в Манхэттене полным-полно не обделенных умом и терпением женщин, способных выносить мое отчаяние и депрессию достаточно долго, однако я пока не чувствовал в себе готовности к подобным экспериментам. Человек более мужественный на моем месте попытался бы сопротивляться, спорить, бороться, отстаивать свои права, поднимать на щит достижения и успехи. Но мир – как все мы понимаем слишком поздно – нелицеприятен, и по большому счету ему все равно, кем ты был когда-то. Для него важно только одно – кто ты есть сейчас, а моя индивидуальность оказалась такой же эфемерной, как сшитые на заказ костюмы, которые я носил прежде. Впрочем, должен признаться честно: за тем, как разваливается на куски моя прежняя жизнь, как растворяются в небытии работа, брак, сын, дом, деньги, друзья, я наблюдал как бы со стороны и даже испытывал некое извращенное удовольствие, прикидывая, что же у меня в конце концов останется. В те дни даже самые незначительные мелочи вроде привычки хрустеть костяшками пальцев или завязывать шнурки двойным бантом доставляли мне невероятное удовольствие, представляясь неоспоримыми доказательствами того, что я все-таки жил на этой планете раньше, а не свалился на нее с неба, мокрый, одинокий, несчастный – новорожденный сорокалетний человек.

Со временем я привык к сырой квартирке в убогом домишке на Западной Тридцать шестой улице. Квартира состояла из гостиной, маленькой, но довольно новой кухни, спальни не больше восьми футов глубиной и крошечной ванной.