Нет повести печальнее на свете...   ::   Шах Георгий Хосроевич

Кровь бросилась в лицо Рому, он вскочил.

– Зачем ломать комедию, я ведь давно догадался, что вы сговорились. По горло сыт вашими поучениями, можете заниматься этим без меня!

– Не впадай в истерику, – холодно сказал отец, а Сторти цепко ухватил Рома за плечо и усадил на место.

– Что ты, дружок, какой заговор, клянусь, ты ошибаешься.

Он откашлялся, выразительным жестом дал оценку поварскому искусству робота и продолжал:

– Не скрою, до меня дошли некоторые слухи о твоем неожиданном увлечении математикой и о его, скажем так, побудительном стимуле. Но я не вижу во всем этом ровно ничего предосудительного.

– То есть как, – спросил отец с нескрываемым удивлением, – вы хотите сказать, что подобная нелепость в порядке вещей?

– Именно так я выразился.

Старший Монтекки побелел от злости; казалось, вот-вот его хватит удар. Ром испугался за отца и на секунду ощутил даже неприязнь к Сторти, который между тем продолжал как ни в чем не бывало излагать свою точку зрения. Говорил он громко и внятно, как бы желая подчеркнуть, что это не какие-то случайно пришедшие в голову мысли, от которых можно и отступиться, а глубоко продуманное и годами выношенное убеждение.

– Я вообще полагаю, олдермен, – отец Рома входил в совет старейшин общины агров, – что успех благословенной клановой системы основывается на ее добровольности.