Нет жизни никакой   ::   Твердов Антон

Осип гаркнул, просыпаясь, утер с подбородка теплую со сна слюну и рванулся к двери, хрипло бормоча какую-то чушь о том, что денег вечно не хватает, вот и приходится работать на трех работах, да еще в ночную смену, тут поневоле закемаришь и ничего такого нет в том, что на секунду глаза прикрыл… и что-то еще такое… Степан Михайлович не слушал.

— Сейчас… сейчас, — давясь рвущейся из нутра зевотой, бормотал Осип, терзая сверкающие рычажки недавно поставленного дверного замка — замок не поддавался слабым от недосыпа рукам Осипа, но у того недоставало сил злиться, и он методично проделывал одну и ту же операцию открывания еще раз и еще… — Сейчас… денег-то нет… три работы и ночная смена…

Турусов пожал плечами. Он уже застегнул пальто — черное, длиннополое, с широким воротником и двумя рядами сверкающих пуговиц, — очень даже приличное пальто, но обладающее одной досадной особенностью — как только Степан Михайлович его надевал, множество пылинок и соринок липло на плотный драп, словно Степан Михайлович был постоянно наэлектризован. Это обстоятельство до крайности раздражало аккуратного вообще-то Турусова, и у него давно выработалась привычка: простаивая ли с отрешенным видом в кабине лифта или в магазинной очереди — он, не глядя, быстрыми щипками обирал с пальто мусор. Вот и сейчас — Турусов, ожидая Осипа, хмуро смотрит в забранное узорной решеткой окно, а белые руки его, как пара холеных цыплят, пасутся на черном драпе.

— Пожалте, — справившись наконец с системой замка, проговорил Осип и, прокашлявшись, распахнул дверь.

Поежившись при виде иссеченной снежными хлопьями черноты, Турусов шагнул за порог. Дверь за ним сразу же захлопнулась, но было еще слышно, как Осип бормотал что-то, видимо, по инерции.